Мы лучше

Конлон включил камеры наблюдения, показав на одном экране, размером метр на метр, камеру допроса, где сейчас сидели Кристофер и Бенджамин, а на другом – такой‑же вид, но уже с другим, неизвестным Итану человеком.

– Вы знакомы с Кристофером и Бенджамином?

– Да, можно и так сказать, не близко, но знакомы, – разглядывая картинку с видео, задумчиво сказал он, но, заметив неудовлетворенность ответом, продолжил, – я знаю, что Кристофер – начальник этажа и целого крыла будущих разработок, а Бенджамин работает над одним из проектов, но в чем именно его работа мне неизвестно. А в чем, собственно, дело, и кто этот человек? – Указал он пальцем на неизвестного.

– Этого человека зовут Людвиг. Его мотивы до конца неясны, но открытой и явной угрозы он не представляет, во всяком случае, на данном этапе. Двое ваших коллег занимались разработкой технического макета, цель которого чуть расширить не только технологические возможности, как и саму физику, прошу прощения за подобное упрощение. Это был маленький проект, цель его была, в первую очередь, не воспроизвести конечный цикл работы, а представить симуляцию того, что должно происходить. По требованию Бенджамина Хилла и, видимо, приличной заинтересованностью Кристофера Дентона, как начальника, был выделен кусок площади и люди для постройки физического образца. Сегодня Бенджамин в одиночку и без какого‑либо разрешения, вопреки всем инструкциям, испытал продукт своего труда. Человек, которого вы не знаете, и который сейчас сидит в камере допроса, вышел из, условно скажем «двери», которую открыла машина Бенджамина. Людвиг, он пришел из другого времени, – Итан все это время внимательно слушал рассказчика, изредка пересекаясь взглядом с пока не определившейся со всем этим Майей, – делая вывод под одному сеансу общения, я могу, почти с уверенностью сказать – он доброжелателен, умен, крайне любопытен.

– Постойте, вы общались с ним? – Неожиданно резко прервал Итан, не скрывая своего удивления, переглянувшись с Майей, ожидавшей продолжения его мысли.

– Что вас так удивило? – С интересом спросил Артур, видя, что Итан погрузился в размышления.

– Тот факт, что он знает наш язык, уже интересно. Он говорил, из какого времени?

– Точной даты не дал, но из настолько далекого, что в его мире о нашем веке, и это точная цитата, «почти ничего не известно».

– Лингвистика не могла не измениться за такой срок, – Итан блуждал в потемках размышлений.

– Что ты имеешь ввиду, Итан? – Майя включилась в разговор тем самым тоном, не позволяющим уклонится от вопроса, но он не ответил, а лишь, закрыв глаза, выдохнул и, открыв их, дал ответ, – Артур, если все сказанное вами – правда, а я думаю, при всем уважении, вас не оскорбят мои сомнения, учитывая все то, что вы произнесли, то я считаю, он солгал, – настала тишина, развеявшаяся, когда Итан вышел из размышлений и обратился к Артуру, – хотя, я бы хотел послушать ваш разговор.

– Вы послушаете, у меня есть запись. Заодно, Итан, вы узнаете причину того, почему я трачу время на вас, а не на него.

10

Кристофер, вернувшийся некоторое время назад к Бенджамину в допросную, хотел бы и быть больше преисполнен чувством разочарования в своем друге и протеже, но весь его ум занимал факт существования человека из будущего, чье наличие вызывало в нем смятение.

– Ты знаешь, кто он Бенджи? – Кристофер пытался вести беседу и вывести Бенджамина на откровение или же признание, в угоду разрешения данной, крайне неординарной ситуации, но все было впустую по неожиданной для него причине.

– Если ты спрашиваешь про нашего гостя, то нет. Я был несколько не в себе после происшествия, как ты наверняка заметил.

– Конлон поговорил с ним, – эти слова оживили Бенджамина,– нашего гостя зовут Людвиг, и он культурен, воспитан и явно не обладает агрессивными мотивами.

– Это прекрасно! Значит, он пришел с миром, как бы это ни звучало наивно, конечно.

Хоть Кристофер все это время и был в своих запутанных мыслях, но все же он не мог не подметить то, насколько изменилось его отношение к некогда хорошему другу, в чем он признавался лишь мысленно. Неожиданно пред ним предстала другая сторона Бенджамина, более надменная и чрезмерно уверенная, настолько, насколько необходимо было возненавидеть кого‑то за его правоту, сказанную без нотки злобы или порицания, а самым простым и откровенным тоном.

– И что будете делать? – Спросил спокойно Бенджамин.

– Мы кое‑кого ждем, а до тех пор я хочу узнать кое‑что у тебя.