Мы лучше

22
18
20
22
24
26
28
30

– Это та причина, по которой я выключил запись. Мои слова являются правдой, но единственные, кто должны были их услышать, это вы двое, больше никто. Мне жаль, что вы воспринимаете это как проклятие, вы сотворите настоящее чудо, которое сделает такой прорыв, о котором будут помнить ещё многие поколения.

– Только эти поколения будут не людьми.

– Да, не людьми. Они будут теми, кто чтит и уважает людей, помнит их, вопреки невозможности найти общий мир для всех, машины, назовут свой первый город в честь человека, послужившего началом эры становления мыслящих механизмов.

– И как же называется город машин?

– Кассандрия.

Итан потерял дар речи, словно его окутал озноб, приведя к границе панической атаки. Раньше слова Людвига, его существование, были хоть и практически достоверны, но все же где‑то отдалены от событий, происходящих в жизни Итана сейчас. Прямой связи, между событиями и его действиями не было, лишь поверхностное понимание причастности одного к другому. Теперь же, когда Людвиг произнес имя, которое Итан узнал совсем недавно, и собирался использовать это знакомство с единственной целью, результат работы которой и привел Людвига сюда, все стало куда более осязаемым. Шок от понимания связи настоящего будущего был заметен невооруженным взглядом. Но он все думал о том, как был близком к тому, о чем говорил Людвиг, ведь не появись он из будущего, то Итан начал бы уже сегодня работу с Кассандрой, встречу с которой прервал звонок Майи. Схватившись за голову, практически чувствуя тремор во всем теле, он старался дышать ровнее, желая совладать с открывшимися фактами и связями будущего и нынешнего, а главное, с тем, как он сам причастен ко всему. Майя увидела это и, не понимая связи, спросила, ожидая хоть какого‑то ответа.

– Кто такая Кассандра?!

– Это первая…

– Она одна из детей Елизаветы, – перебил Людвига на полуслове Итан, стараясь прийти в себя, – если бы ты не появился здесь, то я бы встретился с ней, с Кассандрой.

– Все уже начинается… мы бы даже не заметили этого… прямо сегодня, прямо здесь, – Майя смотрела на Итана, который лишь кивками подтвердил ее слова.

– Теперь вы знаете. Теперь у вас есть шанс все исправить, и теперь мы должны идти.

Людвиг стоял перед ними, ожидая их действий. Но лишь видел людей, которые только сейчас поняли всю ответственность, а с ней и страх последствий, сегодняшнего дня и любого другого впереди, когда им придется принять то или иное решение.

– Я понимаю, вам трудно, но это лишь сейчас кажется чем‑то необъятным и неестественным, возможно, даже не справедливым, что именно ваши руки причастны к моей истории. Но пока я с вами здесь, ваши коллеги хотят запустить машину времени Бенджамина – все ради цели подтверждения или опровержения моих слов, и вот это допустить нельзя ни в коем случае. Я взвалил на вас очень многое, за очень короткий промежуток времени, я прошу за это прощения, но у нас уходит время.

– Почему? – Майя была строга, из‑за всего случившегося, ей было трудно признать факт манипуляции со стороны Людвига или кого‑либо еще, поскольку чувствовать отсутствие контроля над своей жизнью, а, как стало известно и судьбой всего мира, ей не нравилось.

– Они увидят не его время, – Итан заговорил чуть уверенней,– Людвиг уже изменил время. Они используют технологию Бенджамина и увидят не его мир, не тот, откуда он пришел и который знает, а совершенно другой, ведь мы уже другие люди, и примем другие решения в будущем, и все из‑за него.

– Возможно, они уже это сделали.

– Нет, пока этого не произошло, – твердо сказал Людвиг, собираясь выходить.

– Откуда ты это знаешь?

– Просто поверьте. Теперь мы можем идти, пока мои слова не стали ложью, а последствия не приобрели куда более мрачный характер, – с этими словами Людвиг вышел через дверь, направляясь в лабораторию Бенджамина.

Между ними и машиной было несколько помещений, которые они пересекали, следуя за Людвигом, который ориентировался в пространстве так, словно знает каждый угол и поворот. Майя и Итан шли чуть позади него, плечом к плечу. Майя все поглядывала на Итана, видя в его глазах смятение и будто бы попытку разгадать некую тайну или решить задачку, на результате которой стоит вся его жизнь. Это давало ей некое облегчение – как человек практичный, Майя всегда принимала любую неудачу или конфликт строго, как быстротечное явление, из которого можно получить свою выгоду, в то время как Итан искал идеальный во всём вариант, всеми силами избегая шероховатости. И сейчас ей бы хотелось, как и прежде, подбодрить его, дать уверенность в том, что он не один, и не позволить уйти в себя, как было пару раз за все время их знакомства. Но последние события ей не давали уверенности в чем‑либо, и, боясь наговорить лишнего, она промолчала. Хоть и поглядывала на него, не представляя, какого это – получить на плечи, научно доказанное пророчество от орудия, созданного собственными руками. Итан и так не мог сидеть на месте, зная и веря всем сердцем, как необходимо делать по три шага за раз, дабы изменить хоть что‑то, хоть как‑то. И вот он увидел, куда приведут эти его шаги, на которые его каждый день и секунду толкала трагедия, случившаяся с его сестрой. Все было как на ладони, Майя видела и понимала это, но всегда считала, что его взгляды лишь временны, и он поймет, как важно смотреть под ноги, а не вперед. Но все же редко поднимала тему его желания найти доказательства смысла смерти Валентины, мол, это все не может быть просто так, должна быть причина ужаса, произошедшего с ним… Попытка понять несправедливость, а, в последствии, переопределить такой термин у себя в голове, Итан верил, не фанатично, но верил в некое, если простыми словами, предназначение. Он не мог принять случайность тогда, и Майя верила, это вопрос времени, но теперь, не остается сомнений, подобного он уже не примет никогда, не после сегодняшнего.