Святые наших дней

Среди людей, с которыми отец Софроний близко сошелся во Франции, были протоиерей Борис Старк с супругой, иконописец и теоретик иконописи Леонид Успенский, богослов Владимир Лосский.

В. Лосский

О дружбе отца Софрония с отцом Борисом было сказано выше. Когда в 1951 году отец Софроний перенес тяжелую операцию и ему удалили три четверти желудка, отец Борис находился рядом. Сорок лет спустя отец Софроний напишет ему и его жене: «С благодарностью вспоминаю, как отец Борис 40 лет тому назад взял меня на руки из постели, и поставил на пол, и научил меня ходить. Так давно это было, но любовь не умирает».

Леониду Успенскому отец Софроний заказал икону старца Силуана, тогда еще не канонизированного. На этой иконе старец изображен в трехчетвертном обороте, его взор обращен ко Христу, находящемуся в верхнем левом углу; в руках старец держит свиток со словами: «Молю Тебя, милостивый Господи, да познают Тебя Духом Святым все народы земли».

Что же касается Владимира Лосского, то с ним у отца Софрония завязалась глубокая дружба. И это несмотря на то, что Лосский, познакомившись с записками старца Силуана, которые показал ему отец Софроний, не нашел в них ничего примечательного. После безвременной кончины Лосского отец Софроний писал о нем: «Он проделал огромную работу. И если всякий человек неповторим, незаменим, не сводим ни на кого и ни на что другое, то, конечно, такие люди, как Владимир Николаевич, тем более незаменимы. Мало есть “богословских умов”. Владимир Николаевич при своем огромном даровании… был еще и на редкость усердным и трудолюбивым, и за время, более чем десяток лет, за четверть века, можно сказать, стяжал весьма большой запас “научных знаний”, которые послужили ему для основательной защиты православной традиции… Но уход Владимира Николаевича для меня является также и личной потерей, как друга, как советника, как помощника».

В первое время после приезда во Францию отец Софроний занимался главным образом написанием книги «Старец Силуан» и подготовкой ее к изданию. Первое издание, в двух томах, увидело свет в 1948 году: книга была размножена на ротапринте в количестве 500 экземпляров. В 1952 году вышло исправленное издание, в котором два тома превратились в две части одного тома.

Протоиерей Георгий Флоровский

О том, как издавалась книга, отец Софроний рассказывает в одном из писем протоиерею Георгию Флоровскому: «Не надеясь найти издателя, я решился на ‘‘египетскую работу’’: печатать книгу на ротаторе у себя в комнате в “Донжоне”. Это взяло у меня много времени и потребовало чрезвычайного напряжения всех моих сил и “средств”. Уже по выходе первого “ротаторного” издания, когда я получил немало самых благоприятных отзывов, я принял предложение одного человека из Америки помочь мне издать книгу “как следует”. Тогда я задумал переработать всю книгу, написать ее совсем в ином “духе”, иным порядком, для людей “иного склада”, но Бог судил обо мне иначе: я внезапно заболел как раз накануне того дня, когда думал приняться за эту новую работу. После моей болезни и нелегкой операции я был уже без сил и для “печатного” издания ничего не смог сделать, кроме незначительных поправок и немногих дополнений в первой части».

В течение первых пяти лет после появления второго издания книги она была переведена на французский, сербский, немецкий, голландский и английский языки. Отец Софроний заботился о том, чтобы издать эти переводы. В частности, в переписке с Флоровским он обсуждал возможность издания книги в Америке и просил его написать к ней предисловие, на что тот согласился.

Во Франции отцу Софронию пришлось окунуться в водоворот юрисдикционных споров, не затухавших в русских эмигрантских кругах. Эти споры нашли отражение на страницах «Вестника Русского Западно-Европейского Патриаршего Экзархата» – ежеквартального издания на русском и французском языках, в котором публиковались статьи ведущих представителей русской церковной эмиграции. «Вестник» представлял, главным образом, точку зрения богословов, ориентированных на «Патриаршую Церковь», то есть на Московский Патриархат, тогда как богословы, ориентированные на Константинополь, публиковались в других изданиях.

Одним из вопросов, который тогда активно обсуждался, была роль Константинопольского Патриарха как «первого среди равных» в семье Предстоятелей Поместных Православных Церквей. Этот вопрос имел особую актуальность для Архиепископии русских приходов, находившейся в составе Константинопольского Патриархата, но не меньшую важность имел и для Московского Патриархата.

Патриарх Мелетий IV (Метаксакис)

Предыстория вопроса была такова. В 1920-е годы Константинопольский Патриарх Мелетий IV (Метаксакис) разработал теорию, согласно которой Константинопольский Патриарх не просто является первым в ряду предстоятелей Поместных Православных Церквей, но и имеет некие особые привилегии, отличающие его от других Предстоятелей и ставящие его над ними. В частности, Константинополь стал позиционировать себя как высшая апелляционная инстанция для всей Православной Церкви. Согласно этой теории, любой епископ или клирик из любой Поместной Церкви, осужденный за какие-либо канонические преступления, имел право обращаться в Константинополь и обжаловать вынесенный ему приговор; решение Константинополя в таком случае должно было считаться окончательным.

На основании расширительного толкования 28-го правила Халкидонского Собора стали утверждать также эксклюзивные права Константинополя на всю православную диаспору. В этом правиле говорится лишь о том, что митрополиты Понтийского, Асийского и Фракийского диоцезов Римской империи, а также «епископы у иноплеменников вышереченных областей» должны поставляться в Константинополе. Однако, отталкиваясь от этого правила, изобрели теорию о том, что юрисдикция Константинопольского Патриарха должна простираться над всеми «иноплеменниками», включая всех православных жителей Западной Европы, обеих Америк, Австралии, Азии.

Отец Софроний вынужден был включиться в полемику и в 1950 году опубликовал в «Вестнике» большую статью под названием «Единство Церкви по образу единства Святой Троицы». В ней он выступил с резкой критикой «Константинопольского папизма», который, по его словам, «находится еще в зачаточном состоянии». Адептами его являются представители русской Константинопольской юрисдикции, проживающие во Франции. При жизни митрополита Евлогия они «искали прежде всего “канонической базы”, чтобы не оторваться от тела Вселенской Православной Церкви после отрыва от Матери Русской Церкви… До 1946 года, следуя митрополиту Евлогию, эта группа мыслила свое подчинение Константинополю как временное, начиная же с этого момента они сочли себя обретшими “каноническую правду” и перешли уже в постоянное подчинение, ища ему не только канонические, но и богословские основания».

Митрополит Евлогий (Георгиевский)

Митрополит Евлогий незадолго до смерти вернулся в Московский Патриархат и призвал членов Архиепископии за ним последовать. Однако большинство предпочло остаться в подчинении Константинополя. Для оправдания этого решения они «сначала признали преимущество юрисдикционных прав за Константинополем… Затем они стали утверждать за Константинополем право высшей апелляционной инстанции во Вселенской Церкви, забывая вековую борьбу последней против притязаний Рима на это право; забывая, что именно эти притязания Рима привели к великому и окончательному разделению Церквей (1054). Забывая, что на Флорентийском Соборе Рим больше всего добивался от Востока признания за ним права высшей апелляционной инстанции во Вселенской Церкви. Забывая многие каноны Вселенских и Поместных Соборов, отрицающие подобное право за какой бы то ни было Поместной Церковью. Забывая борьбу той же Константинопольской Церкви, которая стояла твердо на православной позиции, когда ей нужно было бороться против притязаний Рима».

Патриарх Константинопольский Афинагор

Отец Софроний, таким образом, проводит прямую параллель между притязаниями Рима на вселенское главенство, приведшими к «великому расколу» 1054 года, и нынешними (по состоянию на 1950 год) притязаниями на такое же главенство Константинопольского Патриарха. Русские адепты «Константинопольского папизма», по словам отца Софрония, «признали за Константинополем исключительное право на всю православную диаспору в мире, отрицая таковое за прочими автокефальными Церквами в отношении своей диаспоры. Не имея для этого никаких оснований ни в каноническом строе Церкви, ни в ее вековой практике, они, подобно Первому Риму, стали утверждать эти права не на основании канонов, а на основании повелений “Самого Бога”».

В Окружном послании Патриарха Константинопольского Афинагора, изданном в Неделю Православия 1950 года, отец Софроний видит «все большее и большее уподобление первому Риму; в сущности, мысль, что если первый Рим отпал, то на его место становится второй Рим с теми же правами, с той же аргументацией». Константинополь «не устанавливает еще своего иносущия другим автокефальным Церквам, но мыслит их уже умаленными пред собой: Константинополь – все, он – Вселенская Церковь, а прочие – части, и лишь постольку принадлежат к Вселенской Церкви, поскольку связаны с Константинополем».