Обещание

— Они настоящие, и мы с мамой собираемся посмотреть о них в субботу фильм в кинотеатре, так что вот! НАСТОЯЩИЕ! — парировала она, для пущей убедительности ткнув в брата пальцем.

Гейб издал язвительный смешок девятилетнего ребенка, которому известно абсолютно все.

— Ну да, мультик, — усмехнулся он. — Это не похоже на документальный фильм о единорогах. БЛИН!

— Достаточно, — сказала Зои, желая, чтобы ее дети — особенно этот неуклюжий средний — не получали такого огромного удовольствия от того, что заводят друг друга.

Однако Гейб продолжал нервировать сестру, посмеиваясь с видом превосходства.

— Ты действительно решила, что это будет фильм о дикой природе, где Дэвид Аттенборо[22], например, будет стоять с кучей… — он с трудом мог вымолвить слово, так захлебывался смехом, — с кучей единорогов?

Лицо Би потемнело, и это не сулило ничего хорошего. Она остановилась на улице как вкопанная, уперев руки в бока.

— Хорошо, я сейчас расскажу об этом папе, — объявила она и уставилась в небо, выпятив маленький подбородок. — Папа, ты это видел? Он ведет себя подло. Скажи ему!

В следующую секунду, как будто в ответ на ее слова, раздался громкий и возмущенный автомобильный гудок, и от этого звука глаза Би округлились.

— Вот видишь! — победно воскликнула она. — Это он велел тебе остановиться. — Она подошла и заглянула брату в лицо, выкрикнула «БИП!» и побежала по тротуару. — Спасибо, папочка, — донеслись до Зои ее слова.

Гейб пристыженно посмотрел на Зои.

— Это же не папа, — произнес он, но в голосе сквозила неуверенность.

Зои пожала плечами.

— Кто знает? — беспечно сказала она. Может быть, Патрик более склонен подавать знаки Би, чем ей; вот он и подал предупреждающий звуковой сигнал, чтобы приструнить Гейба. В прошлом он всегда заступался за дочь, когда поддразнивания мальчиков переходили грань доброжелательства, и, в конце концов, Гейбу не повредило бы дважды подумать о своем поведении. Она утешительно положила руку ему на плечо.

— В любом случае взгляни на это с другой стороны, — напомнила она ему. — Ты собирался в субботу поиграть с Джеком, так что тебе необязательно смотреть с нами фильм «Единорог». Могло быть и хуже, верно?

Зои убедилась, что дети благополучно добрались до школьной площадки, и пошла назад.

— Я так понимаю, ты все еще не отвечаешь мне, — пробормотала она вслух, уставившись в небо, как это делала Би. Однако не было ни соответствующего сигнала от каких-либо транспортных средств, ни внезапного всплеска солнечного света, ни воробья, многозначительно кивающего ей с ближайшего дерева. Никакого подтверждения. — Ладно, всему свое время.

Она просто фантазирует, сказала она себе и пошла дальше. Такая же странная, как ее шестилетняя дочь, у которой, по крайней мере, было на то оправдание. На самом деле это не было Проблемой с большой буквы, это был просто механизм преодоления, способ обмануть себя, убедить, что он до сих пор где-то рядом, в холодном апрельском утреннем воздухе, способный ее услышать. Более того, это был механизм преодоления, который даже не работал должным образом, учитывая, что она никогда ничего от него не получала. Тем не менее разговор с Патриком явно помогал Би. Зои слышала, как она болтала перед сном прошлой ночью, и когда Зои просунула голову в дверь спальни, чтобы напомнить Би, что она должна засыпать, дочь ответила: «Я просто рассказываю папе сказку на ночь. На случай, если он скучает по мне». В комнате было темно, если не считать света нежно-розовой лампы на тумбочке у кровати, но Зои могла разглядеть сквозь тени улыбку маленькой девочки, довольной своей добротой. Этого хватило, чтобы разбить сердце. Как она могла отказать Би в этом одностороннем разговоре? Кроме того, так Патрик оставался для нее настоящим; это сохраняло его в ее жизни, что могло быть только к лучшему.

Сегодня утром ей не хотелось сразу идти домой; она обнаружила, что сам факт того, что она входит в собственную парадную дверь, часто истощал ее силы, она становилась не в состоянии делать что-либо, кроме как печально бродить по пустым комнатам, иногда опускаясь на одну из детских кроваток и обхватив голову руками. «Что ты вообще делаешь весь день?» Итан усмехнулся, и честный ответ в эти дни был: не так уж много. Его слова все еще звенели у нее в голове, и она поймала себя на том, что сворачивает к кладбищу, которое, как она полагала, было самым подходящим местом для вдовы.

— Привет, — прошептала она, проходя через ворота. Они с Патриком никогда открыто не обсуждали свои предпочтения в смерти, беспечно предполагая, что проведут вместе десятилетия, прежде чем им придется задуматься о таких вещах. Но когда дело дошло до принятия решений о его похоронах и других мероприятиях, она инстинктивно знала, что он не хотел бы быть зарытым в землю. Он был высоким, любил активный отдых, и ему никогда не нравилось находиться в маленьких помещениях. Лифты, ванные комнаты в бюджетных отелях, маленькие машины — все это вызывало у него мурашки по коже. Это было глупо с ее стороны — в конце концов, он был мертв и технически не мог ни на что повлиять, — но она не могла вынести мысли, что он лежит в гробу, похороненный под землей. Вместо этого она предпочла кремацию, и в настоящее время то, что от него осталось, находилось в небольшой урне на шкафу. «Я не могу оставить его на каминной полке или где-нибудь пониже, — пришлось ей сказать Лиз после того, как свекровь несколько раз намекнула на то, что прах Патрика лучше разместить где-нибудь на более видном месте. — Дети могут перевернуть и рассыпать урну».