— Вот тебя-то я на коньке своём точно прокачу, — просипел ей в ухо Игнациус, вцепляясь жёсткими пальцами Сильвии в волосы. — А там у меня такие замечательные устройства… выдвижные… как раз по размеру… тебе… твоей…
И он зашептал совсем уже грязные и отвратительные слова.
Сильвия не выдержала — слёзы потекли сами собой. Бездна ведает, что сотворил с ней зелёный кристалл Кора Двейна, но чары ей не повиновались, никакие. И даже Хаоса в себе она не чувствовала, словно злой камень выпил всё, без остатка.
— Н-не на-а-адо… — проныла она просто для того, чтобы хоть что-то сделать.
— Надо, милая моя, надо. — Игнациус с неожиданной силой потащил её к жуткому пыточному устройству. — Мало тебя дед твой драл, мало! Ну ничего, я прибавлю. Но пока…
Он разжал руки-клешни, и Сильвия тряпичной куклой шлёпнулась на жёсткий пол. Ни двигаться, ни даже стоять она не могла.
А Игнациус, бормоча себе под нос что-то злобное, принялся воздвигать вокруг чёрной глобулы настоящую пирамиду из магических аппаратусов; отодвигал многочисленные ящики, доставал стеклянные и кристаллические штуковины, возжигал курильницы, быстро, уверенной рукой мастера, чертил какие-то руны.
— Если б ты, голубушка, как следует вчиталась бы в мои бумаги, то поняла бы… хотя нет, всё равно бы не поняла. Ты даже не заподозрила, что такие записи я никогда не оставил бы даже и в самом секретном месте! Нет? Не посетила тебя сия мыслишка? Вижу, вижу, не посетила. И хочешь знать, что я сейчас делаю? Конечно, хочешь. Тебе ж страшно до того, что ты вот-вот, пардон, опи́саешься. Рада любой затяжке времени… так вот, эта скотина Двейн, явившийся сюда резать
Он ухмыльнулся. Кровь всё ещё сочилась из ноздрей крючковатого носа, но держался он уже куда увереннее.
— Так что теперь мы всё узнаем — где эта его нора и как туда пробиться. А потом — потом, милочка, мы со всей Долиной уйдем туда, потому что Дальних, дорогуша, не остановить. Это, душечка, прямая манифестация воли Творца; с этим не шутят.
Сильвия молчала. Сил не было даже моргнуть.
«Хаос!» — позвала она с отчаяния, словно верного пса.
Но Хаос молчал. И она не ощущала его в себе.
— Готово, — объявил меж тем Игнациус. Нагнулся к Сильвии, брезгливо потыкал ей в щёку сухим, словно у скелета, костлявым пальцем. — Теперь только ждать. Полежи, милочка, полежи тут пока. А я пойду, успокою этих… неслухов. Нет, не надейся, просто так я тебя не оставлю…
И он действительно не оставил. Простейшее заклинание сна — и Сильвия забылась в один миг.
Тан Хаген Хединсейский шагал тропами Железного Леса. Они вились, сходились и расходились, скрещивались, вновь разбегались — ему было всё равно.
Отец. Старый Хрофт. Древний бог Óдин. Forn guð Óðinn. Отец, которого он узнал только затем, чтобы проститься. Чтобы исполнить последний сыновний долг — закрыть отцу глаза и с почестями вознести его тело на погребальный костёр.
Но… его мать… Свава… нищенка… превыше всего любившая хмельное… забывавшая о нём, Хагене… И где Старый Хрофт встретил её? Разве покидал он свой дом у Живых Скал? Разве странствовал?.. Нет, конечно, всё может быть, может, и Сваву занесло туда, в странный дом Древнего Бога?
Нет. Что-то не складывалось. Зазор, заноза, не дающая покоя.
Тропа круто изогнулась, повела краем болота.