Стинг. Сломанная музыка. Автобиография

22
18
20
22
24
26
28
30

– Грэхам Шеперд – кларнетист-эксцентрик, интеллектуал под прикрытием, студент, изучающий музыку, и большой бабник. Его коронным номером во время выступления является композиция Stranger on the Shore Акера Билка. Грэхам ненавидит эту песню всеми фибрами души, и Гордон, будучи добрым и понимающим руководителем ансамбля, заставляет его играть эту композицию каждый раз, когда мы выступаем. С точно таким же садизмом Гордон заставляет меня петь композицию Never Ending Song of Love старых добрых Seekers. У меня нет совершенно никакого желания это делать, но тем не менее я это делаю.

– И наконец последний член нашего коллектива – вокалист и тромбонист Ронни Янг. Милейший человек, ему уже за пятьдесят, и поет он гораздо лучше, чем играет на тромбоне. У джазменов принято, что во время соло нужно импровизировать, создавая что-то новое и свежее. Ронни в импровизации полный ноль, он играет только то, что уже разучил, повторяя свое соло нота в ноту каждый раз в каждой песне на каждом выступлении. Мы к этому привыкли и во время его соло играем тоже совершенно одинаково. Ронни спокойно воспринимает наши шутки по поводу своего соло, потому что умеет реветь, как Армстронг, и заливаться соловьем, как Синатра.

Гордон обсуждает с нами программу сегодняшнего вечера.

«Ронни, ты сегодня не сорвешь высокую ноту в Caravan, как делал пару раз раньше? Не делай этого, иначе я буду звать тебя „Сорванной до“».

«Дон, ты знаешь, как называют человека, который тусит с музыкантами?»

«Как, босс?»

«Барабанщиком! И кстати, не надо играть Tiger Rag так быстро, это не гонка. Когда ты в прошлый раз ее играл, я думал, что клуб горит».

Пока наш бесстрашный руководитель вдохновляет нас перед концертом, он облокачивается на бинго-машину и теребит рукой пластиковую мембрану в конце трубы, ту самую мембрану, которая держит шарики внутри конструкции.

«Стинг, мой дорогой мальчик… – Он уже несколько недель так меня называет, хотя я всего лишь один раз пришел в свитере с черно-желтыми полосками, в котором я действительно был похож на осу. Тем не менее музыканты начинают называть меня этим дурацким прозвищем. – Ты мог бы…»

Раздается громкий звук, словно выстрелили из стартового пистолета.

«Ах ты черт!»

Маленький, но очень важный кусочек пластика оторвался и остался на руке Гордона. Мы в шоке. Рабочие воспримут это не просто как вандализм, за это нас принесут в жертву. На лице Гордона уже нет ироничного выражения. Его рот открыт, а в глазах обреченный вид осужденного.

В этот самый момент входит председатель клуба, официозный персонаж, которого Гордон называет Сиропом. У него такие черные волосы и их так много для человека его возраста, что нет никаких сомнений: это парик. Сироп входит в комнату с двумя людьми, которые пришли вывезти драгоценный аппарат на сцену. Они относятся к нему, как к святому Граалю.

Испуганный Гордон пытается объясниться: произошла трагедия, но председатель клуба, чей парик сидит на голове слегка косо, произносит: «Парни, сыграйте сегодня что-нибудь из хит-парада, чтобы девчонки могли потанцевать, и давайте без джазовой лабуды, которую вы играли в прошлый раз».

Гордон пытается вставить слово: «Но… Но…»

Но уже слишком поздно. Плексигласовую коробку вывозят из комнаты и ставят в центре сцены. Председатель клуба окидывает нас взглядом и выходит, как актер-трагик.

Все замолкают, как только председатель встает перед микрофоном.

«Дамы и господа, вас сегодня будут развлекать, если так, конечно, можно выразиться, Phoenix Jazzmen. Мне они не особо нравятся, но некоторым из вас они, возможно, придутся по вкусу».

Гордон шепотом просит Ронни выйти на улицу и завести микроавтобус. Мы ждем дальнейшего развития трагедии.

«И вот сейчас без проволочек перейдем к главному мероприятию вечера с призовым фондом в сто фунтов наличными…»