Стинг. Сломанная музыка. Автобиография

22
18
20
22
24
26
28
30

Музыку для планируемого мюзикла должен написать поп-гений Тони Хэтч, автор хита Петулы Кларк Downtown. Произведение будет называться «Рок-Рождество» и создается на основе одноименной книги Дэйвида Вуда (сыгравшего в драме режиссера Линдсея Андерсона «Если…»). Это будет мюзикл в трех актах о рождении Христа, от Благовещения до самого рождения. У мистера Хэтча хорошая репутация, и мы пребываем в необоснованном воодушевлении от того, что нам выпала честь работать с таким известным человеком. Мы надеемся, что это наша возможность, что нас заметят, ведь мы окажемся в отраженных лучах славы такого известного человека, как Тони Хэтч.

Но тут возникает одна небольшая проблема. В то время как остальные три участника Last Exit являются профессиональными музыкантами, работающими на себя, я теперь просто школьный учитель. По средам планируется одно дневное представление, а в это время я должен преподавать в школе. Я не рассказываю об этой проблеме коллегам по группе, надеясь, что смогу уговорить сестру Рут дать мне в этот день выходной. К тому же частично мюзикл будет идти во время рождественских каникул. В общем, я считаю, что смогу найти выход и что-то придумать.

Спустя несколько недель начинаются репетиции. Каждый музыкант должен выучить партию своего инструмента. В целом ничего особенно сложного в партии баса не наблюдается, кроме одного отрывка в увертюре, когда я должен очень быстро играть повторяющуюся восьминотную минорную гамму. Я много часов вкладываю в игру отрывка с нужной скоростью, сначала играю медленно, затем все быстрее и быстрее. И все же я пока далек от требуемого темпа.

Первая репетиция проходит холодным вечером в середине октября. Мы репетируем в большом готическом зале Королевского колледжа за зданием театра, постепенно проигрывая всю программу от начала до конца. Первой песней идет сыгранная в размере 6 / 8 госпел-баллада Open Your Heart. В зале так холодно, что я вижу поднимающийся изо рта пар. Древние трубы отопления холодны, как кости динозавра. На голове у меня зеленая шерстяная балаклава, видны только глаза, все остальное закрыто. Мне кажется, все мы немного нервничаем. Ронни постоянно поправляет свой хай-хэт, Джон перетягивает струны на своей гитаре Les Paul, а мы с Джерри напряженно смотрим в нотные записи своих партий, надеясь, что в них нет никаких скрытых сюрпризов. Я дую на замерзшие пальцы, пытаясь их согреть. Со стороны можно подумать, что я в точности как Эдмунд Хиллари, собирающийся покорить Эверест из лагеря на Южном седле. Ронни с жалостью смотрит на меня, покачивая головой. Тут входят мистер Тони Хэтч, режиссер Гарет Морган и актриса, которая будет исполнять главную роль. Актриса появляется с маленькой собачкой.

На мистере Хэтче элегантное пальто из кашемировой ткани, сшитый на заказ костюм и неяркий галстук. Он выглядит точно так же, как и по ТВ: свежий, вымытый, волосинка к волосинке, в меру чопорный, что компенсируется ироничной улыбкой.

На мистере Моргане свитер аранской вязки и капуцинка. У него мощная грудь колесом и внешний вид форварда из уэльской команды, гордая голова-пуля и выдающийся вперед волевой подбородок. Настоящий кельтский добрый молодец с рыжими волосами и напевным ритмом долин в раскатистом баритоне. Он поставил успешный мюзикл «Иосиф и его удивительный разноцветный плащ снов», зато сейчас у него вид генерала, который показывает войска заезжей главе иностранного государства. У актрисы, которая должна исполнять роль Марии, на голове цыганский платок, из-под которого ниспадают темные курчавые волосы, и самые темные глаза, которые мне довелось видеть в своей жизни. Ее собачка похожа на корги, к телу которой приделали слишком большую голову спрингера. Псина начинает обнюхивать наше музыкальное оборудование.

Режиссер быстро представляет нас мистеру Хэтчу и актрисе, которая без интереса скользит глазами по нашим лицам. Меня представляют последним. Моего лица не видно, из-под балаклавы выглядывают только зеленые глаза. Актриса отходит в угол, чтобы подготовиться. Собака очень заинтересовалась органом Hammond. Джерри незаметно дает ей пинка, чтобы та не пометила полированный ореховый бок его инструмента. Никто, кроме меня, этого не замечает.

Мы играем первую песню без вокала, и вид у мистера Хэтча вроде не самый несчастный. Мистер Морган садится в дальнем конце зала, закуривает, начинает пускать кольца и спокойно наблюдает за актрисой, которую взял на главную роль. К тому времени маленькая коричневая собачка уже умудрилась поднять лапу и пометить бесценный Hammond, но Джерри был, к счастью, занят и не обратил на это внимания, а я не собираюсь ему об этом рассказывать.

Актриса ходит в дальнем углу, постепенно согревая свои голосовые связки. На ней зеленые пластиковые туфли и темное пальто, надетое на длинную богемную юбку. В ушах – огромные цыганские серьги, экзотическое лицо и ее глаза притягивают меня как магнит. Они, словно черный обсидиан, волнующие и манящие.

Мистер Хэтч удостоверился, что мы в состоянии сыграть композицию, и делает знак рукой актрисе, приглашая ее к стоящему в центре сцены микрофону. И пусть это уже далеко не пробы, в зале чувствуется определенное напряжение – семь мужчин, одна женщина, все смотрят и ждут. Как ныряльщик, который собирается броситься в воду с большой высоты, она делает глубокие вдохи, и в холодном воздухе из ее рта идет пар.

Актриса начинает петь, сначала немного скованно, но с каждой фразой все более уверенно, и к концу песни все мы киваем, давая понять, что все в порядке. Зыбкое ощущение неуверенности в зале исчезает, и всех нас начинает приободрять надежда на то, что этот мюзикл станет хитом и принесет нам успех и славу. В тот момент я даже не подозреваю, что совсем скоро эта женщина до неузнаваемости изменит мой мир.

Репетиции продолжаются и, по крайней мере, с точки зрения нас, музыкантов, проходят вполне успешно, хотя у этого мюзикла нет того очарования, которое было в произведении «Иосиф и его удивительный разноцветный плащ снов». Все кажется каким-то тяжеловесным и помпезным, словно мюзикл так и хочет превратиться в оперу. Труппа не очень понимает, как себя вести. В прошлом мюзикле музыка была простой и без лишних претензий, а в этом исполнители не знают, насколько серьезно нужно относиться и играть свои роли, и самое главное – этого не понимает и сам режиссер. На волне успеха прошлого шоу и под влиянием величия мистера Хэтча (плюс учитывая, что в мюзикле идет рассказ о беспорочном зачатии, одной из важнейших догм христианства) режиссер принимает решение найти что-то среднее между пародией и торжественностью. По крайней мере, нам так кажется из нашего полуподвала у сцены. Все билеты на премьеру распроданы. Актерское суеверие гласит, что генеральная репетиция должна быть достаточно хаотичной, чтобы премьера прошла на ура, однако актеры паникуют, все настолько сумбурно и непрофессионально, что участники начинают подозревать, что проблем может оказаться гораздо больше, чем они ожидали.

Частично проблемы этого мюзикла объясняются сценической декорацией, представляющей собой огромную стальную конструкцию в виде пирамиды с соединенными лестницами и платформами, расположенными на разных уровнях. Как мне кажется, это должно символизировать иудео-христианскую концепцию божеств, ангелов, простых смертных и ада под сценой, в котором находятся музыканты. Актеры должны перемещаться по разным уровням «бытия» по лестницам и переходам, отчего хореография становится запутанной, а движение опасным.

В одном номере актеры начнут петь и танцевать на ободранном краю сцены перед партерными местами. Во втором припеве они разбиваются на группы, поднимаются по лестницам, переходят на верхние уровни пирамиды вглубь нее, при этом продолжая петь. То, что никто не падает и не разбивается, хороший знак. Как бы там ни было, происходящий хаос не радует взгляд. Нас, музыкантов, зрителям практически не видно. Мы создаем мрачный аккомпанемент того, что наверняка превратится в библейскую трагедию.

Каждый музыкальный номер хуже предыдущего. Из своей темной ямы я наблюдаю, как сидящий во втором ряду режиссер хватается руками за голову и с ужасом смотрит на сцену, где разворачивается его неудачное творение. Его лицо краснеет сильнее и сильнее, и вот, наконец, он орет, сотрясая стены зала: «Расслабьтесь! Бл. дь, вы можете все немного расслабиться?»

Увы, призывы режиссера возымели на актеров совершенно противоположное действие. Актриса в главной роли все еще сверкает, как звезда на востоке, но все стальное население Бетлехема, включая трех мудрецов и архангела Гавриила, окончательно потерялось в песчаной буре неправильно понятых целей, раздутых эго и ужасной режиссуры. У меня возникает ощущение, что сегодня все будут плохо спать. Кроме этого меня грызут мысли о том, что я еще не поговорил с сестрой Рут по поводу дневных представлений.

На следующее утро по дороге на работу я принимаю решение в тот же день поговорить с директором. Я решаю, что скажу все начистоту: я хочу быть хорошим учителем, но музыка является моим истинным призванием. Я попрошу ее отпускать меня по средам, а потом придумаю, как смогу это отработать. Может, я поставлю в школе какой-нибудь рождественский спектакль.

Сидя в машине, я начинаю репетировать и говорю громким голосом: «Сестра Рут, я чувствую, что, после того как получил большой опыт в провинциальном театре (эффектная пауза для того, чтобы набрать в грудь воздуха перед тем, как смело нырнуть в холодную воду и положить себя на жертвенный алтарь), было бы хорошо, если бы меня назначили главным по постановке рождественского спектакля в этом году. В моем классе есть несколько талантливых исполнителей».

В девять пятнадцать утра я провожу утреннюю перекличку. Отсутствуют те, кого обычно и не бывает, но не хватает одного мальчишки по имени Кевин Андерсон. Это милый и веселый парень. То, что он недотягивает по академическим знаниям, с лихвой компенсируется его умением петь и шутить, правда, шутки его могут быть грубоватыми, но умение выдержать паузу и чувство момента у него идеальные.

Во время перемены ко мне в учительскую подходит секретарь и сообщает, что меня просят к телефону в офис директора.