Стинг. Сломанная музыка. Автобиография

22
18
20
22
24
26
28
30

«У тебя красивые глаза, – говорит она и передает мне свой пустой бокал: – Не купишь мне шампанского?»

Я не могу понять, это она отправила меня куда подальше или ей действительно хочется, чтобы я купил ей шампанского. Возвращаясь с новым бокалом, я почти уверен, что она уже ушла, но нет, девушка спокойно стоит на прежнем месте. Я передаю бокал, она меня благодарит, и тут ее губы принимают ироничное выражение.

«А где гитарист?» – задает она неожиданный вопрос.

«Джон? – переспрашиваю я, пытаясь понять, с какой целью она интересуется. – А это ты к чему?»

«Да просто так», – спокойно отвечает девушка.

«Наверное, поехал домой к жене», – без эмоций отвечаю я после паузы.

«А жаль», – так же без эмоций произносит она.

Ее зовут Фрэнсис Томелти, и в программке я вычитал, что она дочь известного актера из Белфаста Джозефа Томелти. До того как Фрэнсис оказалась в Ньюкасле, она исполняла главные роли в лондонских театрах Ройал-Корт и Шоу, а также снималась в кино и телевизионных драмах. Она самая настоящая профессиональная актриса, и, наверное, я был удивлен знакомством с такой знаменитостью, которую каждый вечер наблюдаю на сцене, освещенной мощным прожектором.

Мы полюбим друг друга и спустя полтора года она станет моей женой. Я постепенно влюбляюсь в Фрэнсис и думаю, сможем ли мы поддерживать отношения после того, как отыграем все мюзиклы и она вернется в Лондон. Мечты о Фрэнсис переплетаются с мечтами о карьере профессионального исполнителя и музыканта, поэтому начинаю серьезно задумываться о большом городе, расположенном на расстоянии четырехсот пятидесяти километров к югу.

В то время моя жизнь напоминает слегка хаотичную музыкальную композицию, в которую вплетены несколько разных мелодий. Основной пульсирующей линией является партия баса, представляющая собой мое личное развитие как музыканта. Есть линия, символизирующая развитие группы и отношений между музыкантами, которые сближаются или расходятся. Кроме этого существует «музыкальная партия» моей работы в качестве преподавателя, партии моего сотрудничества с группами Phoenix Jazzmen и Newcastle Big Band. Я начинаю все смелее мечтать о славе и успехе. К этому добавляется лирический дискант моих отношений с Фрэнсис. Вскоре напряжение между этими разными мелодиями станет настолько ощутимым, что мне придется принимать радикальные решения, которые изменят мою жизнь. Но в то время я еще не настолько эмоционально созрел, чтобы понимать, во что я влюбляюсь – в идею или в человека, и мне сложно разграничить эти два аспекта, даже если бы кто-нибудь попросил меня тогда это сделать.

Мы отыгрываем запланированное количество представлений, и Фрэнсис возвращается в Лондон. Я решаю, что в первый свободный уик-энд поеду в столицу, чтобы с ней увидеться.

Last Exit снова начинает играть в Gosfonh Hotel, а мы с Джерри садимся за написание нового материала. В то время я пишу две песни, пережившие тот исторический период. Это The Bed’s Too Big Without You и I Burn for You. После того как я показываю их Джерри, тот делает пару циничных замечаний, и, хотя не надо быть гением, чтобы угадать имя женщины, вдохновившей меня на создание этих композиций, я упорно утверждаю, что это – «всего лишь песни», из которых не стоит делать каких-либо далеко идущих выводов.

Отношения с Джерри становятся более сложными. Он видит, что я начинаю писать более интересные песни, чем он, а также может чувствовать, что я слишком много думаю о Фрэнсис, что отвлекает меня от работы в группе. Если я ему об этом скажу, он будет все отрицать и скажет, что ему плевать. Мы близки, как братья, мы мечтаем об одном и том же, между нами нет секретов. Как бы там ни было, публике в Gosforth приходятся по душе две вышеупомянутые песни, и Джерри, который является самым честным человеком, которого я знал в своей жизни, не возражает против включения композиций в наш репертуар.

Песни становятся все более сложными, и я чувствую, что мне непросто совмещать функции басиста и вокалиста. Дело в том, что играть на басу и петь не так естественно, как петь, аккомпанируя себе на обычной гитаре. Тут требуется определенная мускульная и нейронная независимость, что-то подобное умению ехать на велосипеде и одновременно жонглировать. Я вкладываю массу времени в то, чтобы развить в себе сочетание этих умений, и начинаю постепенно рационализировать и упрощать игру на бас-гитаре, чтобы у меня оставалось больше свободы для пения. То есть я оставляю в музыке «дыры», которые обязательно бы заполнил, если бы не пел. У меня начинает появляться более экономичный стиль игры, о котором позднее я буду говорить, что «меньше – это больше», хотя на самом деле причина только в том, что у меня есть определенные ограничения.

У Last Exit появилось два помощника: Джим и Пол. Это студенты – поклонники группы, которые минимально разбираются в технике, не берут с нас денег и просто рады помочь. Для нас с Джерри это большое подспорье, и парадоксально, но у зыбкой лодочки нашей мечты как-то еще сильнее надулись паруса оттого, что кто-то решил взойти к нам на борт. Наш дух крепнет с каждым дополнительным фунтом, взятым за вход в заведение, с каждым новым лицом в зале, с каждым приглашением где-нибудь выступить. «Черт подери, – говорим мы друг другу, – скоро в группу поверят Джон и Ронни, и тогда нас уже не остановить».

Весной 1975 года мне исполняется двадцать три года. В последующие месяцы я начну регулярно приезжать в Лондон, для того чтобы видеться с Фрэнсис. До Лондона – пять долгих часов езды на автомобиле, зачастую после концерта в пятницу. Я возвращаюсь назад из Лондона утром в понедельник и, небритый и уставший, еду сразу в школу. Директор начинает замечать, что я изматываюсь и выгляжу неважно, но, наверное, впервые в жизни я чувствую себя совершенно счастливым. Я открываю мир с новой стороны, и моим ключом стала Фрэнсис. Я буду ходить с ней в Эдинбургский театр, где она играет Бьянку в пьесе «Укрощение строптивой». Когда Фрэнсис выходит на сцену, меня так и подмывает сообщить сидящим рядом со мной незнакомым людям о том, что она – моя девушка. Спустя месяц она играет в пьесе «Наследие Войзи», а потом работает в театре Крусибл, где играет одну из главных ролей в пьесе «Дети Кеннеди».

Когда Фрэнсис приезжает в Ньюкасл, то смотрит выступления нашей группы и дает мне советы по поводу того, как удерживать внимание аудитории, как мне лучше концентрироваться и фокусироваться. Она верит в меня и в то, что я делаю. Джерри тихо бурчит насчет моих «театральных заездов», но при этом чисто с прагматической точки зрения, как и я, считает, что группа только выиграет от того, что главный вокалист станет отличным шоуменом. Фрэнсис начинает раздувать огонь моих амбиций, и я иногда начинаю вести себя высокомерно, а мои музыкальные эксперименты становятся все более уверенными. Не будем обсуждать то, насколько появившиеся в моей голове мысли были обоснованными, но я постепенно начинаю считать себя лучшим членом нашего музыкального коллектива.

6

Первые записи группы Last Exit были сделаны на студии Impulse Studios, расположенной в Уолсенде, как ни странно, прямо над музыкальным магазином Braidford’s, в котором я купил свою первую гитару. Эта студия – детище местного предпринимателя Дэйва Вуда, который сыграл большую роль на начальном этапе карьеры группы Lindisfame – единственного местного музыкального коллектива, ставшего известным всей стране, после Animals. С точки зрения звукозаписывающего оборудования это очень простая и незатейливая студия, но в ней есть все необходимое, и вскоре в ней будет записываться ряд хеви-метал-групп.

Мистер Брэйдфорд уже давно умер, его магазин закрыт. Это очень печально. Я помню, каким волшебным местом казался этот магазин, когда я был ребенком, а сейчас около входа навалена куча старых газет, окна заколочены досками, сквозь щели в которых видно, что внутри царит полное запустение. Кажется, что весь город находится на грани медленной и мучительной смерти. Раньше город жил за счет заказов на строительство танкеров, но эти заказы закончились. Эти суда теперь строят в Японии и Корее, и много квалифицированных английских рабочих было уволено. В верфях все еще занимаются ремонтом судов, но эти задачи решает лишь маленькая часть тех рабочих, которые раньше здесь работали. В конце улицы, на которой я когда-то жил, уже не видно корпусов гигантских кораблей. Верфи, которые функционировали несколько столетий, исчезли, а квалифицированных рабочих выгнали на улицу. Во времена моего детства Хай-стрит была шумной и многолюдной. Теперь практически все магазины закрыты. Экономический спад сделал то, чего не добились летчики Люфтваффе. Такое ощущение, что у города вырвали сердце. Уолсенд кажется городом-призраком, а граффити на заколоченном музыкальном магазине Braidford’s кажется эпитафией ушедшей эпохи. Кинотеатр Gaumont закрыт уже много лет, какое-то время там был клуб Manhole, в котором играли разные музыкальные группы. Репутация у клуба была плохой – амфетамины и драки. Ritz превратился в зал для игры в бинго. Поднимаясь со своим басом по каменным ступеням в студию, я чувствовал, как меня преследует дух мистера Брэйдфорда, и думал об иронии судьбы: моя первая звукозапись произойдет именно в этом месте.