Стинг. Сломанная музыка. Автобиография

22
18
20
22
24
26
28
30

Чаще всего поет Ронни. Я совершенно не возражаю, потому что знаю мало каверов. Меня вполне устраивает просто играть на басу, хотя, когда я изредка лажаю, Ронни обвиняет меня в том, что я недостаточно серьезно отношусь к своей работе. Я с ним не спорю, хотя иногда мне кажется, что тот начинает звучать, как капитан Уильям Блай[29].

Мы играем три раза в день и сами таскаем свое оборудование в ночные клубы, рестораны и дискотеки. Свободное время я провожу за чтением романа Германа Мелвилла «Моби Дик», который взял с собой специально в это морское путешествие. Я читаю параграф, после чего мечтательно смотрю, как серые воды английского канала превращаются в синь Бискайского залива.

В этот день мы попадаем в первый шторм. Море весь день было неспокойным, к вечеру начинается настоящая буря и корабль сильно качает. К счастью, у меня никогда не было морской болезни, но как раз вечером мы должны играть в кормовой части корабля, над винтами, в месте, где качка ощущается наиболее сильно. Барабанная установка Ронни стоит на ковре, и во время выступления начинает скользить по гладкому полу. Я просто стою и покачиваюсь вместе с движениями корабля, клавиши Джерри привязаны, а вот бедный Ронни с барабанами разъезжает из стороны в сторону. Каждый раз, когда он наклоняется к микрофону, чтобы петь, тот или уезжает от него, или грозит ударить его прямо в лоб. То, что Ронни умудряется играть в таких условиях, – доказательство того, что он отличный барабанщик и опытный моряк. Все нормально, вот только я не знаю, как долго каждый из нас сможет все это выдержать. Периодически я слышу, как винты под нами ревут, крутясь в воздухе. На танцполе сначала топталось несколько неустрашимых пар, которые позже тоже ушли, и танцпол опустел.

Из угла зала с усмешкой на лице за нашей работой наблюдает старший стюард, после чего спокойно идет через зал в нашу сторону. Он ступает по полу, словно идет по суше, такой же расслабленный, как будто находится на Оксфорд-стрит. Мне становится немного не по себе.

«Ладно, можете заканчивать, зрителей больше нет».

Старший стюард уже собирается уходить, как его взгляд падает на мои ноги.

«А чего это у тебя на ногах?»

Я опускаю глаза.

«Теннисные туфли, сэр».

На его губах появляется презрительная усмешка, которая могла бы быть на лице капитана Ахава в момент, когда тот увидел кита, но мне совершенно непонятно, почему мои тенниски вызвали у него такую сильную реакцию.

«И интересно, почему ты их надел?» – спрашивает стюард, убедившись, что на ногах двух остальных музыкантов надеты уставные черные туфли.

«Потому что в них удобнее, сэр».

«Мне совершенно наплевать, удобнее в них или нет. Если я еще раз увижу тебя на сцене в теннисках, ты сойдешь с судна в Гибралтаре».

«Понял, сэр».

Он отходит от нас таким же уверенным шагом, как и ранее. Ронни на меня разозлился.

«Я же говорил, что ты несерьезно относишься к своей работе. Теперь он будет за нами внимательно следить», – бурчит он.

Шторм продолжается весь вечер. В ту ночь мне снятся корабль «Пекорд» и белые теннисные туфли.

К утру шторм утихает, и я прогуливаюсь по открытым палубам. Мне нравится быть в море. Мне нравится постоянное поступательное движение, которое, как кажется, никогда не подойдет к концу. Мы движемся на юг, и воздух постепенно становится теплее. Я думаю о Фрэнсис, которая кое-чем пожертвовала ради наших отношений. Я думаю о ребенке, который растет в ее животе, и размышляю, каким отцом стану. Я не хочу, чтобы наши отношения с сыном были похожи на мои отношения с отцом. Но мой отец чувствовал, что стал узником, заложником обстоятельств, вот в чем главная разница между нами. Я никогда не превращусь в заложника обстоятельств, моя жизнь будет другой. Потом меня посещает следующая мысль: я буду постоянно двигаться, как этот корабль.

От этих мыслей меня отвлекает появление Джерри, вид у которого встревоженный.

«Ронни на тебя очень зол», – произносит Джерри, затягиваясь сигаретой.