Фрэнсис, слава богу, рада меня видеть. Мой брат отдает мне моего сына.
«Прости, – говорю я Фрэнсис, – я не знаю, как это получилось, но я проспал. Никогда со мной такого раньше не было».
«Не переживай. Посмотри на сына. Какие у него красивые глаза».
«Да, очень красивые! – заявляет мой брат из угла комнаты. – Прямо как у меня!»
Потом я неоднократно размышлял о том, почему человек, который никогда не просыпает и никогда не опаздывает, пропустил один из важнейших моментов своей жизни, а именно рождение своего первенца. Мне надо было лечь спать в коридоре больницы. Мне надо было усомниться в словах сестры, утверждавшей, что ночью ничего не произойдет. Ребенок родился в 1:30 ночи, то есть всего через несколько часов после того, как я уехал из больницы. Как жаль, что тогда у нас не было телефона.
Возможно, ожидание и стресс, связанный с рождением сына, усыпили моего внутреннего ребенка, который проснулся слишком поздно. Возможно, Фрэнсис простила меня, но я сам так никогда и не смог себя простить.
На следующий день вечером мы возвращаемся домой. В комнате со свежевыкрашенными стенами я сижу и смотрю на завернутого в кокон сына. Его мама спит. Я удивляюсь безукоризненности его ноготков, линий на ладонях, словно они являются произведениями искусства, а также прозрачностью кожи губ и мягкостью открытого влажного рта. При этом меня никак не покидают мысли о забитом скинами на улице мальчишке, и я пытаюсь отогнать подальше эти мысли, но они назойливо возвращаются. Тот парень, наверное, когда-то выглядел так, как и мой сын сейчас.
По закрытым векам бегут синие тонкие вены. Я слушаю, как он тихо вдыхает ноздрями воздух и как бьется его сердце, а также наблюдаю, как вздымается его грудь при каждом вдохе. Я думаю о том, как мне его защитить, и представляю себе, что каждый из банды скинов когда-то выглядел, как мой сын, – слабым и легкоранимым. Начинается дождь, и я задергиваю занавески на окне.
Моя мама прижимает внука к груди и начинает говорить милую бессмыслицу сонному ребенку, голова которого переваливается из стороны в сторону, словно у пьяного. Отец закатывает глаза и выражает свою любовь к внуку по-другому, не так, как мать. Он потрясен тем, что стал дедом.
«Мне кажется, что я не настолько стар, чтобы быть дедом. Ты так не считаешь?»
«Конечно, нет, пап!»
Сейчас мне ровно столько же лет, сколько было отцу, когда родился я. Мы с ним смотрим друг на друга – он видит во мне молодую версию самого себя, а я – свою более старую версию с поседевшими висками, редеющими волосами и тонзурой. Мой папа благодаря физической работе прекрасно сохранился, он стройный, мускулистый и подтянутый. Отец не против того, что я назвал сына Джо, в честь отца Фрэнсис. Имя Эрнест кажется чем-то из эпохи короля Эдуарда, хотя имена бывают разные и все очень относительно. Вот, например, новорожденную, лежавшую в роддоме одновременно с моим сыном, назвали, на мой взгляд, помпезным именем Целомудрие Фосетта. Даже не знаю, как девочка с таким именем оправдает ожидания родителей.
Члены моей семьи в восторге от Джо, и его рождение дает всем повод выбраться из траншей и наладить контакт. В данном случае ребенок выступает тотемом нашего клана, проводником и получателем нашей любви, которую мы в обычных случаях умеем выражать крайне плохо. Возможно, Джо – наш талисман, предвестник изменений к лучшему, потому что вскоре после его рождения происходит встреча, которой суждено изменить нашу жизнь.
Группа Last Exit становится все более популярной. Все предвещает наш успешный переезд в Лондон. Мы с Джерри полны оптимизма. Спустя два дня после рождения Джо наша группа играет каждый день в течение недели. Кроме резидентства в двух отелях мы играем в Redcar на разогреве перед выступлением Colosseum Джона Хайсмана, после чего очень хорошо выступаем в университете Ньюкасла, в политехническом институте и колледже Св. Марии. В конце выступления в колледже Св. Марии появляется наш ангел-хранитель от прессы Фил Сатклифф вместе с каким-то незнакомым мне человеком. Мы несколько раз выходим на бис, после чего они подходят к нам, чтобы пообщаться. Незнакомцем оказывается американец по имени Стюарт Коупленд. Он – барабанщик лондонской команды Curved Air. У него длинные волосы каштанового цвета, выдающаяся вперед челюсть и красивые, точеные черты лица. Ведет он себя очень уверенно. Фил только что прибыл с концерта группы Curved Air в Mayfair Ballroom, о котором должен написать рецензию. После выступления он спросил Стюарта, хочет ли он послушать одну неплохую местную группу, и тот согласился.
Фил отходит поприветствовать остальных членов нашей группы, а я остаюсь с американцем. Я чувствую, что тот внимательно меня рассматривает. Он говорит, что ему понравилось то, что он сегодня видел, и просит выйти с ним на связь, если я в ближайшее время окажусь в Лондоне. Мне приятна его похвала, и я отмечаю, что он не говорил ничего подобного остальным членам коллектива. Я кладу бумажку с номером его телефона в карман, и американец вместе с Филом исчезают. Мы упаковываем свою аппаратуру и инструменты, и кто-то из ребят спрашивает меня, кем был тот высокий парень, с которым я разговаривал. Я объясняю, кто это такой, но не упоминаю о том, что он оставил мне свой телефонный номер. Даже не знаю, почему не говорю об этом, просто инстинкт подсказывает мне, что это было бы лишним.
Мы возвращаемся домой, Джерри уходит в свою комнату. Фрэнсис кормит ребенка, и я рассказываю ей о том, что один высокий американец дал мне свой телефонный номер. Она смотрит на бумажку и говорит, что дом с таким номером находится в престижном и дорогом районе Мейфэйр. Я записываю этот номер в свой дневник, словно это код, который мне со временем придется расшифровать.
На следующей неделе мой лучший друг Кит женится на Пэт, с которой общается с детства. На его свадьбе я буду шафером. За два дня до свадьбы в Ford Arms в Байкере проходит мальчишник Кита. Из всего, что происходило на этом мероприятии, я помню лишь, что играл на пианино, лежа на полу и положив кисти на клавиатуру. Мне говорили, что я играл отлично, хотя надо сделать скидку на то, что все были пьяны. С тех пор я больше ни разу не отчаялся на подобный подвиг.
Из записей в дневнике.
«Воскресенье, 12 декабря 1976 года.
Полная катастрофа. Сегодня Терри сообщил, что ему предложили контракт на девять недель для участия в постановке Дика Уиттингтона[30]. Мальчик-сирота приезжает в Лондон и становится прислугой в доме богатого купца. Единственная собственность мальчика – это кошка. С ним плохо обращаются, и он убегает от купца, но снова возвращается в город, потому что по пути услышал звон колокола Бау-Чёрч, в котором расслышал слова: «Возвращайся». Что он, собственно, и делает, после чего в конце концов становится самым богатым человеком в городе и лордом-мэром. Настоящий, а не фольклорный Дик Уиттингтон был не сиротой, а успешным торговцем и меценатом. Он умер в 1423 году и оставил много денег на благотворительность. На сцене роль Дика традиционно исполняет актриса в высоких сапогах, а роли старых женщин играют актеры-мужчины. Я даже и не знаю, почему и как появилась такая традиция в театре Sunderland Empire. Что за напасть с этими гребаными гитаристами и почему они так любят пантомимы? Нашу группу словно прокляли. Сначала Джон, а потом Терри… Когда ушел Джон, мы это пережили, но как на этот раз уход гитариста повлияет на наш переезд в Лондон? Пьеса будет идти до февраля, все это было бы смешно, если бы не было так трагично. «Уже двенадцать часов, а Дика все нет».
ebooksa