Я стою перед моральной дилеммой. С одной стороны, потрясающий барабанщик, знающий толк в саморекламе, но с музыкальной базой, которая устраивает меня лишь наполовину, с другой – моя связь с музыкантами, которые могут так и не доехать до Лондона, и мои надежды на группу, в шансы на успех которой я все меньше верю.
У меня нет никакого желания исполнять борзые песни о том, что я чем-то там недоволен. У меня это и не особо хорошо получается. Но я понимаю, что состояние музыкального хаоса открывает для меня новые возможности, и я в состоянии меняться, приспосабливаясь к существующей моде без того, чтобы предавать искренность и прямоту моих собственных песен. Я могу создать площадку, территорию, которую буду защищать, и, после того как проблемы улягутся, я смогу показать, каким я являюсь на самом деле и что мне нравится.
Я еще не знаю, насколько моя стратегия и планы на среднесрочный период совпадают с теми желаниями Стюарта, но я готов подавить в душе сомнения и связать с ним свою музыкальную судьбу, сделать ставку на эту новую энергию и посмотреть, куда она нас всех приведет. Но до того как это произойдет, нам нужен гитарист, а Стюарту необходимо подстричься, причем немедленно.
Я возвращаюсь к жене и ребенку в Баттерси. Моя голова забита массой проблем: музыкальных, денежных, этических, но сначала – как найти жилье.
Следующим вечером мы с Фрэнсис едем в район Саутгейт на севере Лондона смотреть квартиру. Саутгейт расположен далеко от центра, но мы с Фрэнсис уже на грани отчаяния. Джо на заднем сиденье спит в переносной люльке, собаку мы оставили с Пипой в Баттерси (вдруг квартиру сдают только жильцам без домашних животных?). На улице холодно, идет снег с дождем. Бедных пешеходов нещадно обдают водой из луж проезжающие автобусы и автомобили.
Квартира расположена над рядом магазинов, и вход в нее находится в задней части здания. Мы находим парковочное место и медленно поднимаемся в темноте по скользкой замерзшей лестнице. Фрэнсис звонит в дверь. Мы трясемся, волнуемся и вместе с маленьким ребенком выглядим уязвимыми. Дверь открывается, мы заходим в тепло и уют, это просто счастье после мрака и холода на улице. Мы одеты в лучшую, праздничную одежду, на лицах – застывшие улыбки. Я ищу место, куда можно поставить переноску с ребенком.
Нас встречает женщина по имени Фредди, прожившая в этой квартире пять лет. У нее короткие темные волосы, она одета в брюки и мужскую рубашку. Такое ощущение, что мы, а главным образом Фрэнсис, ей понравились. На кухне мы пьем чай с печеньем, после чего Фредди показывает нам квартиру. После минималистичной квартирки Пипы эта кажется гигантской. В ней пять просторных комнат, окна которых выходят на Хай-стрит. За шестнадцать фунтов в неделю это самое приятное место из виденных нами. Если Джерри переберется в Лондон, он сможет жить с нами. Для ребенка эта квартира очень удобна.
Фредди спрашивает, чем мы занимаемся. Ей явно нравится, что Фрэнсис – актриса. Кэрол Уилсон посоветовала мне не говорить, что я музыкант, а сказать, что занимаюсь авторскими правами в компании Virgin Music и получаю зарплату в умопомрачительные пять тысяч фунтов в год. Такая хитрость уже помогла нескольким музыкантам снять квартиры. Фредди говорит, что завтра же порекомендует нас домовладельцу, и, если мы вышлем ей документы, подтверждающие наши доходы, то она не видит никаких проблем с тем, что нам разрешат снять эту квартиру.
Мы выходим в слякоть и мрак, необыкновенно довольные тем, что наконец нашли жилье и каким-то образом наскребем средства для оплаты.
Мне надо подать на пособие по безработице, и в среду в середине дня я направляюсь в офис социальной службы на Лиссон Гроув. Войдя в здание, я впадаю в глубочайшую депрессию. Мне тошно оттого, что я вынужден просить пособие вместе с сотнями других здоровых, но оказавшихся без работы людей. Меня угнетает безличная и антигуманная бюрократическая машина. Но, как и у других толпящихся в этом зале, у меня нет выбора. Я должен заполнять анкеты и переносить их из одного окна в другое для регистрации. Я пытаюсь стать уникальным, но пока стал лишь цифрой общенациональной статистики.
Мои документы еще не пришли в Лондон из Ньюкасла. Я переживаю, что в документах может всплыть мой гонорар с концерта с Last Exit, и мне придется это как-то объяснять. Раз в неделю я должен появляться в этом заведении и стоять в очередях. Каждый раз я боюсь, что меня вскроют и предъявят обвинения в мошенничестве и сокрытии доходов. Очередь стоящих передо мной людей вьется как змея от замызганных стеклянных входных дверей до нескольких зарешеченных окошек. В окошках сидят бледные и замученные работой госслужащие, совершенно безразличные к судьбе людей, толпящихся по другую сторону стены. Стоящий передо мной в очереди человек читает Daily Mirror. Мне бросается в глаза заголовок статьи: «Мать девяти детей попала в тюрьму за неправомерное получение социального пособия». Вот она-то точно имела право на пособие. Наконец подходит моя очередь, и я передаю в окошко свою карточку, расписываюсь и вуаля, чек на £ 18,50 отправят по указанному мной адресу. Я благодарю госслужащего, который отвечает мне молчанием. По крайней мере, я должен буду прийти сюда только через неделю.
Даже несмотря на эти унижения, в моей душе нет никаких сомнений, что я поступил правильно, переехав в Лондон. Пока я не могу привести ни одного объективного доказательства своей правоты, кроме уверенности в том, что карьера музыканта начинается именно в этом городе. Я четко знаю, что в центре этого многоуровневого, социально-экономического, культурного и психологического лабиринта маняще блестит приз общественного признания. Приз этот получить непросто, желание его настолько сильно, что все остальное отходит на второй план. Успех и счастье – это ведь синонимы, не так ли?
Уильям Блейк писал: «Если бы дурак был настойчив и последователен в своей глупости, он стал бы мудрым». В то время я свято верил в то, что все проблемы исчезнут, как только я добьюсь успеха. Я даже не подозревал, насколько губительной может оказаться такая вера.
Близится дата лондонского концерта Last Exit. Я соскучился по парням, которых не видел уже месяц. Не уверен, что при встрече могу порадовать их своими успехами. Квартиру в районе Саутгейт мы все-таки не получили. Скорее всего, владелец дома почувствовал что-то неладное в утверждении о том, что я работаю в Virgin Music, и поменял замки после того, как Фредди съехала и выслала нам ключи. Мы приезжаем в Саутгейт в машине со всем нашим имуществом и пытаемся открыть дверь квартиры ключом, который уже не подходит к замку. Мы чувствуем себя униженными и оскорбленными, и единственным положительным выхлопом из этого является песня «Домовладелец», которую я написал в тот вечер и которую Стюарт очень хвалил.
«Отлично! Продолжай в том же духе!»
Мы явно засиделись в квартире Пипы. Она была к нам очень добра, но мы не можем жить у нее вечно. Я получал пособие и не работал и дня с тех пор, как мы переехали в Лондон, но когда в город приезжают ребята, я делаю вид, что у меня все прекрасно. Мы сидим в машине напротив паба Red Cow в районе Хаммерсмит.
«Как дела, Стинг?»
«Прекрасно!»
«Уже снял квартиру?»
«Пока ищем».
ebooksa