Мы с Фрэнсис уже несколько недель пытаемся найти квартиру. Мы зря только стерли ноги, потратили кучу денег на бензин, разъезжая по Лондону, и получили сильный удар по самолюбию. Мне начинает казаться, что все это абсолютно бесполезно. Подругу Фрэнсис, актрису по имени Миранда, ангажировали на сезон в Эдинбурге. Она снимает квартиру на последнем этаже дома в районе Бэйсуотер. Миранда в курсе наших проблем и разрешает несколько месяцев пожить в ее квартире.
Мы проезжаем Гайд-Парк и останавливаемся около элегантного дома на Барк-Плейс в районе Бэйсуотер-роуд. Дом настолько роскошный, что я не верю: неужели мне разрешат войти внутрь, не говоря уже о том, что мы сможем там жить? Дом в свое время принадлежал лорду и леди Даннет (понятия не имею, кто они такие), а в настоящее время им владеет оперная певица-сопрано Пенни. В квартирах этого четырехэтажного дома большие комнаты, увешанные картинами и заставленные разными предметами искусства, а комнаты на последнем этаже немного поменьше. В зале на первом этаже стоит огромное (и даже настроенное) пианино, а из больших окон открывается вид на небольшой внутренний сад с огромной березой. Окно нашей спальни выходит на верхушку этой прекрасной березы. Можно подумать, что мы живем в домике на вершине дерева. На тот момент я еще никогда не жил в более роскошном доме, чем этот.
Бэйсуотер находится в центре Лондона, буквально в минуте ходьбы до Гайд-Парка, магазинов и ресторанов на улице Квинсвей. Кажется, район вообще никогда не спит. Это идеальное место для супружеской пары, находящейся в поисках работы, гламура и радостей жизни. В этом районе живут представители разных национальностей: итальянцы, пакистанцы, индусы, русские и турки, все очень живописно и колоритно. Поблизости расположены казино, круглосуточный магазин, и поговаривают, что тут даже есть люкс-бордель, а может, даже два. В общем, это место, в котором жизнь бьет ключом. Мы чувствуем, что нам ужасно повезло пожить здесь хотя бы какое-то время. До этого мы меняли место жительства каждую неделю, а сейчас судьба дарит нам сразу несколько месяцев без того, чтобы думать о крыше над головой. Денег у нас нет, но, слава богу, у Стюарта есть план.
Мы запишем две песни Стюарта Nothing Achieving и Fall Out. Я буду петь и играть на басу, а он – на барабанах и на гитаре. Стюарт играет на гитаре лучше, чем Генри. Потом мы закажем пластинку на фабрике RCA в городе Дарем и сами будем развозить ее по музыкальным магазинам. Меня вдохновляет страсть и предприимчивость Стюарта, в особенности на фоне, как мне кажется, весьма вялого поведения и склонности к затягиванию, которые я наблюдаю в музыкальном бизнесе. Энергия Стюарта – это глоток свежего воздуха, и я этому очень рад, хотя наша музыка мне, если честно, не очень…
Мы устраиваем фотосессию на крыше дома, в котором находится сквот клана Коуплендов. Февральский день, холодно, унылое серое небо над головой. На Стюарте и Генри солнечные очки, отчего они выглядят как идиоты или мафиози – в зависимости от того, какое объяснение вам ближе. Я на фото выгляжу мрачным, потому что думаю только о том, чтобы побыстрее закончилась съемка.
Приблизительно в это время я знакомлюсь с Майлзом Коуплендом, который позднее стал нашим менеджером, свенгали, ментором и агентом-провокатором. Майлз Коупленд III – старший из братьев. Он ужасно умный, суперсерьезный и своевольный. У него репутация высокомерного, беспощадного и знающего человека. Он мне понравился с первого взгляда, хотя прошел как минимум год до того, как Майлз запомнил мое имя и начал оказывать влияние на мою музыкальную карьеру. В начале нашего знакомства он занимался совершенно другими проектами. Чтобы понять его, а также остальных братьев, необходимо сказать несколько слов про их отца Майлза Коупленда, который придумал аферу с заселением братьев в квартиру в районе Мейфэйр.
Майлз Коупленд-старший был одним из основателей ЦРУ и во время войны работал на Управление стратегических служб в Ливане, Сирии и Египте. По его словам, он принимал активное участие в свержении правительств, отдавал приказы о ликвидации политиков и из-за кулис управлял рядом коррумпированных режимов на Ближнем Востоке. Потом ушел из ЦРУ и стал вашингтонским лоббистом и автором книг на тему самых разных вопросов, касающихся разведывательных служб. Советский шпион Ким Филби был другом Майлза и жил в Бейруте поблизости от дома Коуплендов. Стюарт неоднократно говорил, что его отец задолго до раскрытия Филби считал его предателем, но моей любимой историей, связанной с Коуплендом-старшим, была вот эта.
После того как свитки Мертвого моря нашли в 1947 году в пещерах Кумрана, их отправили в штаб-квартиру ЦРУ в Дамаске. Коупленд-старший и его коллеги-шпионы не могли хорошо рассмотреть документы в маленьком и тускло освещенном помещении. Чтобы разобраться, что им прислали, шпионы поднялись со свитками на крышу здания. Как только они развернули один из древних свитков на раскаленном бетоне крыши, подул сильный ветер, поднял свиток в воздух и развеял его на тысячи мельчайших кусочков. После этого Майлз и другие шпионы спустились с крыши и решили передать свитки археологам. Иногда я думаю о том, что же было написано на том бесследно исчезнувшем свитке.
Майлз воспитал и дал образование своему старшему сыну, в надежде что тот станет бизнесменом, предпочтительно в нефтянке. Старший из братьев Майлз мог бы пойти по такому пути, если бы не влюбился в рок-н-ролл, когда был менеджером местной бейрутской группы, в которой Стюарт играл барабанщиком. После переезда в Лондон Майлз с переменным успехом работал менеджером таких групп, как Wishbone Ash, Caravan и Climax Blues Band.
Майлз был старшим сыном династической семьи и создал целую империю агентств, занимавшихся вопросами менеджмента, организации гастролей групп, а также звукозаписи и управления авторскими правами исполнителей. Он управлял огромной махиной, поэтому был человеком высокомерным. Стюарт планировал издать наш сингл на принадлежавшем брату лейбле Illegal.
Когда я познакомился с Майлзом, он только начинал оправляться после того, как сильно прогорел в музыкальном бизнесе. У него был скромный офис на Драйден-стрит в здании Dryden Chambers неподалеку от Оксфорд-стрит. В то время он был менеджером Chelsea и Cortinas, а также в музыкальном смысле более интересной команды Squeeze из Детфорда. Кроме этого Майлз предоставлял помещение человеку, писавшему про панков, и редактору фанзина Sniffing Glue Марку Пи[31]. Издание перестало выходить в августе 1977 года, как только Перри потерял интерес к панку и занялся группой Alternative TV… Майлза совершенно не интересовали планы Стюарта стать панк-музыкантом, потому что он и так был менеджером панк-групп Chelsea и Cortinas, а также сотрудничал с Марком Пи.
«Послушай, Стюарт, – орал он с сильным южным акцентом так громко, что все было слышно за дверью его офиса, – вот Джин Октоубер[32] – вот это настоящий панк. Петь ни фига не умеет, но это самый настоящий стритовый парень. А у тебя в группе, как его там, Смиг. Он, черт возьми, джазовый певец».
«Его зовут Стинг», – раздраженно поправлял брата Стюарт.
«Да какая разница!» – восклицал Майлз и выпроваживал младшего брата из своего кабинета.
Мнение Майлза улучшилось, когда он услышал наш сингл, но не настолько, чтобы предложить стать нашим менеджером. Тем не менее он разрешил Стюарту как бедному родственнику пользоваться при необходимости телефоном в своем офисе в комплексе Dryden Chambers.
В первые месяцы после знакомства со Стюартом моим самым любимым Коуплендом стал средний брат – ветеран войны во Вьетнаме и басист-любитель. В отличие своих братьев, у него не было ярко выраженного желания преуспеть. Он был спокойным и приятным в общении человеком, участвовавшим в качестве пехотинца в войне, после чего понял, что в этой жизни важно, а что – нет. Казалось, что его уже ничто не могло удивить. В отличие от братьев, склонных к истерическим тирадам, этот парень был тихим и уравновешенным человеком, на которого можно было положиться. Он всех называл Лероем, и раз уже все остальные оказались Лероями, то и самого себя он называл точно так же. Я общался с ним больше, чем с другими братьями, и слушал его смешные, но в основном страшные рассказы о пережитом во Вьетнаме.
«Блин, Лерой, я был радистом в пехоте перед Тетом[33]. Узнав, что нас в первый раз отправляют на патрулирование территории, весь взвод тут же закинулся кислотой». Мы чуть от страха не обосрались. Мне кажется, что мы все время просто ходили вдоль периметра лагеря. Понятия не имею, что бы произошло, если бы на нас тогда напали».
«Самое смелое, что я сделал за все это время, было уходом однажды ночью в самоволку, чтобы сходить во вьетнамский бордель с моим приятелем Лероем. Вьетконг тоже ходил в этот бордель. Они входили через главный вход, а мы просачивались через задний. Девушки ничего не говорили, деньги – это деньги, как ты сам понимаешь».
Несмотря на всю свою скромность, Иэн уехал из Вьетнама сержантом, был награжден Бронзовой звездой и четырьмя медалями. Он бы поехал во Вьетнам на второй срок, если бы его не подставили и не «приняли» с наркотиками, пока он находился в отпуске в Лондоне. Если бы суд доказал его вину, то его бы могли отдать под военный трибунал и, скорее всего, посадить на долгое время в тюрьму. Однако суд признал его невиновность, а из-за отсрочек в судебном процессе во второй раз во Вьетнам его уже не отправили. Что, вполне возможно, спасло Иэна от смерти.
Со временем Иэн стал моим агентом. Много лет спустя я выступал в Хошимине, бывшем Сайгоне, и он поехал во Вьетнам со мной, чтобы еще раз увидеть места, где умирали его друзья и сам он стал взрослым.