Наш первый концерт с Cherry Vanilla проходит в Ньюпорте в Северном Уэльсе, в небольшом ночном клубе Alexander’s рядом с железнодорожной веткой. Промозглый мартовский ветер несет обрывки газет по улочке между клубом и набережной, а состав с углем громко стучит колесами. Внутри клуба холодно и неуютно, в нос бьют запахи застоявшегося табачного дыма и пива, пролитого на пол на прошлой неделе.
Мы со Стюартом и нашим роуди Крисом приехали сюда на микроавтобусе Ford Transit. Мы устанавливаем звуковую аппаратуру на крошечной сцене, покрытой жженными точками от сигарет, а наши подошвы прилипают к полу, обильно политому напитками и по́том. Нам предстоит сыграть в подобных клубах по всей стране. В таких заведениях гримерка размером не больше туалета, со стенами, покрытыми нарциссическим граффити и похабщиной, оставленной недовольными исполнителями, попавшими в сансару дешевого гламура, в которую их заманили обещанием будущей славы и быстрого успеха.
Когда мы заканчиваем установку, прибывают наши американские коллеги. Они никак не комментируют декор и интерьеры клуба. У меня складывается ощущение, что у себя на родине они играют именно в таких злачных местах. Американцы уходят в гримерку, а я начинаю разбирать свой монитор, который снова начал барахлить. Я вынимаю по очереди сначала один диффузор, потом другой и аккуратно трясу их около уха, чтобы понять, что они не сломаны, после чего снова вставляю на свои места. В этом ритуале нет ничего гениального, но монитор снова начинает нормально работать. В клубе появляется публика, и над сценой загорается гирлянда красных огней, с ней намного лучше. Я чувствую, что сегодняшний концерт пройдет как надо.
Сет The Police начинается без десяти одиннадцать и заканчивается ровно в одиннадцать. Мы играем без пауз между песнями, не давая шанса людям высказать свое недовольство или одобрение, словно нам вообще наплевать на их мнение, и убираемся со сцены с последней взятой нотой. С хохотом вбегаем в гримерку, словно только что ограбили банк. Наше выступление приятно удивило Луиса и Зекку. Луису очень понравилось, как я пою.
«Чувак, – говорит он мне, – в один прекрасный день ты станешь звездой!»
«Мечтать не вредно», – отвечаю я ему, но в душе мне хочется верить его словам, даже если они не сбудутся.
После получасового перерыва мы со Стюартом снова выходим на сцену, на этот раз в качестве музыкантов группы Черри. Генри садится у барной стойки. Публика очень хорошо реагирует на Черри, люди в восторге от ее сексуальных намеков в текстах песен, подмигивания накрашенным глазом и роскошной фигуры. Сегодня наше первое выступление на публике, поэтому мы со Стюартом делаем несколько мелких ошибок, которые все великодушно нам прощают. Это неплохое начало. После окончания концерта, когда публика расходится, мы выпиваем по пиву за успешное начало турне, потом разбираем оборудование, загружаем его в микроавтобус и в два часа ночи уезжаем. Я приезжаю домой в семь утра, после того как развез всех остальных музыкантов. В кармане заработанные за вечер деньги – шесть фунтов и пятьдесят пенсов.
Мы играем в клубах в самых разных местах приблизительно за те же деньги. Если возвращаться домой слишком далеко, ночуем в дешевых отелях, питаемся купленным на заправках фастфудом и плохим кофе. Иногда публике нравится наш концерт, иногда – нет.
Однажды ночью после одного особенно неудачного выступления как для The Police, так и для Cherry Vanilla, я в полном одиночестве сижу в микроавтобусе и слушаю кассету с записью Last Exit. Не буду утверждать, что эта запись – шедевр, но я вдруг начинаю ужасно скучать по парням и думаю о том, не совершил ли я большую ошибку. Я охрип оттого, что слишком много пою. Я играю музыку, которая мне не особо нравится, с людьми, которые мне не особо близки, и, если честно, не очень понимаю, что я вообще здесь делаю.
Мы с Фрэнсис женаты уже больше года. Для нее это был непростой период: постоянные волнения из-за жилья, пробы на роли в пьесах, мюзиклах, кино и телесериалах, плюс неусыпная забота о ребенке. Позднее (и по сей момент) Фрэнсис будет играть главные роли в постановках Королевской Шекспировской компании и Национального театра, но первые несколько проведенных со мной лет будут для нее по-настоящему сложными.
Говорят, что судьба хранит тех, кто рискует. Мы надеемся, что денег хватит до тех пор, пока удача нам не улыбнется. Спустя несколько дней Фрэнсис предложат роль в сериале BBC «Выжившие». Это сериал о жизни группы людей, выживших после атомной войны. Не то чтобы она мечтала сняться именно в такой истории, но мы рады и уже делим будущий гонорар.
Вскоре мне звонит бабушка Агнес и говорит, что заболел мой отец и с ним периодически случаются проблемы. Я звоню отцу, но тот утверждает, что его мать, как обычно, преувеличивает и поводов для волнений совершенно нет.
«Папа, ты в этом уверен?»
«Да, уверен».
Отец ни разу в жизни не был болен, но Агнес не позвонила бы, если бы все было в полном порядке. Я знаю, что отвести отца к врачу, если он того не захочет, будет практически невозможно. Я решаю увидеться с ним при первой же возможности.
В начале мая мы перебрались в наш подвал на Лестер-сквер. В квартире есть спальня, в которой мы спим вместе с ребенком, огромная гостиная, пол которой мы планируем застелить ковром, кухня и ванная. Сквозь окно без занавесок мы видим ноги прохожих на улице и небольшую лестницу за кованой оградой. У нас есть деньги на квартплату за первый месяц и бо́льшая часть средств за второй. Я очень рад и полон решимости остаться в этой квартире.
К началу лета Черри теряет голос и заболевает, поэтому нам приходится отменить запланированные гастроли в Европе. Позднее мы снова будем играть с ней, а пока Майлз отправляет нас в следующее малобюджетное турне по Голландии и Бельгии с группой Wayne County & the Electric Chairs.
Вейн Каунти родился в небольшом городке, в так называемом Библейском поясе[36]. Вейн чувствовал себя в тех краях чужаком и перебрался в более свободный и богемный Манхэттен. Когда мы познакомились, он был неопределенного пола, и позднее стал называть себя Джейн и превратился в женщину, но в 1977 году он ею еще не стал. Он худой, ходит в мешковатой одежде, широкополой шляпе и с макияжем на лице. На самом деле Джейн – очень застенчивый, чувствительный и непростой человек, а также прекрасный исполнитель, и он мне очень нравится, хотя его песни, наподобие «Отъ. бись, если не хочешь меня трахнуть», явно не принадлежат к той романтической песенной традиции, которой стараюсь придерживаться я сам.
Вейн и гитарист Грег из его группы – пара, хотя они совсем не похожи друг на друга. Этот Грег – здоровый детина, бывший чемпион по боксу, но с умом семилетнего ребенка. Грег – нормальный парень, но когда Вейн его не контролирует, то любит забухать и по пьяни становится агрессивным. Вейн этого не любит и зачастую ведет себя, как сварливая жена, безжалостно клюет ему мозги до тех пор, пока тот не протрезвеет, не успокоится и не начнет выглядеть, как побитый пес. Менеджера группы зовут Питер Кроули, и про себя я называю его Алистером (в честь Алистера Кроули – известного сатаниста, мага и поэта, автора в том числе книги «Дневник наркомана»). Он похож на стареющего персонажа из любительской постановки «Вестсайдской истории» по имени Ракета. У него огромная голова и напомаженный кок, торчащий, как эрегированный пенис, между бровей. Питер носит косуху с накладными плечами, отчего его тонкие ноги кажутся короткими, словно на фотографии, сделанной с неудачного ракурса. Он говорит с какой-то странной ухмылкой, словно у него паралич мышц рта, и звук его голоса напоминает занудный скулеж. Он постоянно ноет и жалуется на английскую погоду, английскую еду, английские дороги, английские машины и то, как англичане их водят, даже тогда, когда мы уже в Голландии. Его приступы агрессии могут быть такими сильными, что мне иногда кажется, что у него синдром Туретта.
Я стою за ним в очереди на таможенном контроле, вижу его паспорт и, к моему величайшему удивлению, обнаруживаю, что мистер Кроули, в черной косухе с клепками и серьгой в виде серебряного кинжала, оказывается англиканским епископом. Я, конечно, не уверен, что передо мной настоящий епископ, но вся эта компания настолько странная, что меня уже ничего не удивляет. Барабанщик группы – одетый в легкую летнюю одежду седой беженец-венгр по кличке Крис Даст. Он подал документы на политическое убежище в Англии и не должен выезжать из страны до окончания рассмотрения его дела. Я спрашиваю, почему он садится на паром, направляющийся в бельгийский город Остенде.