Тогда родильница закричала от огорчения:
— Господи Боже мой, если мне суждено свыше умереть в молодых годах, умереть и не увидеть моего ребенка, дай мне хоть один раз еще взглянуть на моего Моше!
И третья соседка побежала и вернулась со словами, что он уже идет, он кончает уже платье! — так сказала богачка.
А богачка в самом деле не знала, что там идет борьба между жизнью и смертью, она не давала даже высказаться.
— Что они там делают? — кричала родильница из последних сил.
И соседка призналась, что она стояла под дверьми и прислушивалась, как Мошка рассказывает что-то, и всякий раз повторяет: Эстер, моя Эстер, а она, богачка-то смеется…
И Эстер воскликнула:
— Господи, чтоб ей до самой смерти смеяться, в могиле пусть она хохочет…
И она скончалась…
То было проклятие умирающего.
И оно сбылось, это проклятие.
Богачка не переставала смеяться.
Самодовольная улыбка как бы прилипла к ее лицу, и как только она открывает рот, так сейчас смеется.
Смеется она при величайших несчастьях, при величайших страданиях; сердце разбивается, а она смеется.
Смеется, когда молит о смерти; смеется, словно ангел смерти для нее — ангел избавитель.
Входит слуга, останавливается поодаль и показывает, что у него есть письмо, наверное от мужа.
Он стоит и ждет, пока она знаком повелит подать письмо; и вдруг видит он, что она сегодня что-то ласковее обыкновенного, что она улыбается!..
Он не верит своим глазам, но она открывает рот и смеется.
Она хочет ему сказать, чтоб он подал письмо, и… смеется…
Слуга, распутник по натуре, смотрит на нее уже совсем другими глазами.
ebooksa