– Оттуда… С «равнины»[39], как мы про них говорим.
Седовласый священник в сутане выходит из ризницы и рассеянно бросает на них любопытный взгляд. Потом преклоняет колени перед алтарем, осеняет себя крестом и исчезает в дверях с другой стороны от алтаря.
– Вам больше не стоит появляться на Гибралтаре.
– Я тоже так думаю.
Ломбардо притрагивается к сумке, где Елена прятала пленку.
– Вы сделали более чем достаточно. Я имею в виду обязательства, которые вы на себя взяли.
– Я согласна с вами… Теперь у вас и ваших товарищей достаточно сведений.
– Конечно.
Она поворачивает голову и смотрит на него: его неподвижный профиль четко вырисовывается в церковном полумраке на фоне слабого свечения лампады перед изображением Спасителя. Елене кажется, будто он – тот странствующий герой, что вплавь возвратился на родину, уничтожив врагов и спалив их город, за что навлек на себя гнев античных богов. А она стоит на берегу и завороженно смотрит, как он появляется из воды, обнаженный, покрытый лишь тиной и морской солью. И он идет навстречу густокосой девушке.
– И когда следующая атака?
Она спрашивает совсем тихо, но итальянец не отвечает. Он не отрываясь смотрит на алтарь, словно и не слышал.
– Вы очень храбрая женщина, – произносит он после паузы.
Она качает головой:
– Не говорите глупостей. Вы и ваши товарищи – вот кто действительно храбрые.
Он кладет руку на спинку скамьи: сильную, загорелую руку с широкими, коротко остриженными ногтями.
– Хотел бы я знать, почему на самом деле…
Он вдруг умолкает – неуверенно, почти робко. Потом убирает руку, заметив, что Елена смотрит на нее. Елена улыбается:
– Я бы тоже хотела это знать.
– Может быть, когда-нибудь… да?
Итальянец произносит эти слова без всякого выражения, словно его мысли унеслись куда-то далеко. В голосе ни грусти, ни надежды. Только спокойная покорность. Наконец он встает и, не говоря ни слова, уходит. С сокрушенным сердцем, чувствуя, что перед ней разверзлась темная бездна, Елена прислушивается к почти неуловимым шагам.