Марчам предстояло организовать ужин в канун Нового года для сестры миссис Марч Лайзы и ее мужа Фреда. Мать Джорджа собиралась встречать Новый год с одной из тетушек Джорджа, а Паула находилась на пляже за счет какого-то щедрого друга и загорала, чтобы ее длинные ноги приобрели цвет ирисок.
К приему гостей все было готово, и в дверь постучались Лайза и Фред. Стол был накрыт со вкусом и претенциозностью, чтобы произвести впечатление. Пусть это и семейный ужин, но миссис Марч не могла допустить, чтобы ее сестра вернулась в гостиницу и заявила мужу, что они накрывают на стол
Атмосфера в квартире была радостной, даже излишне: они идеально нарядили елку, из стереосистемы несся воркующий голос Бинга Кросби, распевавшего гавайскую рождественскую песню [32], миссис Марч искусно расставила поздравительные открытки на каминной полке. И в этот день она переставила в первый ряд дешевую безвкусную открытку от сестры с изображением снеговика с блестками.
Миссис Марч чуть задержалась перед тем, как открыть входную дверь, чтобы гости не подумали, будто она стояла в прихожей в ожидании их прибытия. Она вспотела в предвкушении – только не знала в предвкушении чего, но в любом случае она беспокоилась.
Она тепло поприветствовала прибывшую пару и пригласила их зайти, потом порадовалась при виде бедер Лайзы, обтянутых жуткого вида шерстяной юбкой, – они стали шире. Любое ухудшение внешнего вида сестры, намек на ухудшение физического состояния, пусть и самый слабый, всегда приносил ей радость. Их мать всегда их сравнивала, с раннего детства, и всегда находила, что миссис Марч проигрывала сестре. «Почему ты не можешь вести себя нормально? Посмотри на Лайзу,
Лайза на самом деле всегда казалась невозмутимой – будто ее стерилизовали и покрыли оболочкой. Она будто ничего не испытывала, не пропускала сквозь себя, только смотрела на все происходящее с некоторого расстояния, дистанцируясь от всего.
Их мать, миссис Кирби, похоже, возмущалась миссис Марч с самого ее рождения – свидетельством этому могло служить то, что миссис Кирби назвала ее в честь своей матери, которую терпеть не могла. Ее презрение и пренебрежительное отношение подтвердились однажды вечером, когда миссис Кирби, напившись шерри, сообщила, что миссис Марч получилась случайно и она думала об аборте.
Миссис Марч радовалась, что Джонатан – единственный ребенок, у него нет братьев и сестер, с которыми его можно было бы сравнивать, а у ее матери нет других внуков и внучек. Ее сестра решила не заводить детей и часто говорила о том, как она счастлива, что свободно может путешествовать по миру, да и, кроме того, она была сильно занята их матерью. Но миссис Марч подозревала, что истинная причина заключается в другом: ее сестра всегда была слишком худой, и поэтому у нее не получалось зачать ребенка. Она сомневалась, что у Лайзы вообще продолжались месячные после того, как она сильно похудела в колледже, а теперь она стала слишком стара для беременности.
Миссис Марч изначально рассматривала рождение ею Джонатана как победу над сестрой – по крайней мере, мать будет ей гордиться, раз она сделала что-то, что не смогла Лайза. Миссис Кирби часто повторяла, что наличие семьи и детей – это величайшее достижение в жизни женщины. Однако к тому времени, как миссис Марч родила Джонатана, ее отец умер, мать осталась одна, стала вести тихую жизнь и вскоре после появления ребенка начала демонстрировать признаки деменции. «Какая у нас Лайза красавица», – сказала миссис Кирби, когда в первый раз взяла Джонатана на руки.
– На улице так холодно, – объявила Лайза с покрасневшим носом. – Но ведь это время года такое прекрасное, правда?
Муж Лайзы Фред вразвалку подошел к миссис Марч с пустой улыбкой на губах. Несносный, напыщенный, толстый Фред. Миссис Марч он не понравился с первой встречи. Он очень старался, чтобы она чувствовала себя некомфортно на светских мероприятиях. Он относился к тем людям, которые могут самоуверенно заявить, что хозяйский антикварный чайный столик из кедра уже вышел из моды – «Восемнадцатый век сейчас не в цене. Сколько вы за него заплатили?»
Фред успел посмотреть мир. Он вытачивал мантры на камнях мани [33] вместе с буддийскими монахами в одном тибетском монастыре, плавал вместе с акулами на Бали («Не так и страшно»), и, конечно, он, к сожалению, сам делал фуа-гра во время посещения одной из французских ферм. Миссис Марч оставалась в рамках определенных для себя границ – США и Европа, и считала его истории устрашающими и скучными. Хотя ни одно из этих смиряющих и просветляющих приключений, похоже, никоим образом не способствовало смирению и просветлению Фреда.
Он хлопнул Джорджа по спине, чмокнул миссис Марч в щеку, смочив ее своей собственной потной обвисшей щекой. Она постоянно ощущала эту влагу на лице, рука зудела от желания вытереть ее на протяжении всего вечера.
– Давайте наконец выпьем хорошего вина, друг мой Джорджи, – посмеиваясь, предложил Фред, доставая странно большую бутылку вина. – А не то, что ты нам тут подавал в прошлый раз. – Потом он извлек еще одну бутылку, меньшего размера. – Это – вино из черной бузины, которое я сделал сам. Для дам.
– Нам тоже хочется попробовать хорошего вина, дорогой, – сказала Лайза, оглядывая себя в зеркале, висевшем в прихожей.
– Нет-нет, вы, девочки, пейте бузину. Вы не сможете оценить, насколько это хорошее вино.
– Сможем! – воскликнула Лайза, хотя душа у нее к этому не лежала.
– Ты сама говорила, что не в состоянии отличить домашнее красное вино от «Веги Сицилии».
Миссис Марч краем глаза посмотрела на Джорджа, который добродушно рассмеялся, забирая бутылки. Она поджала губы. Их с Джорджем уговорили попробовать очень кислое вино, когда они в последний раз ездили в гости к ее сестре и Фреду в Мэриленд. У них в кухне стояли винтажные красные вина на специальной подставке для винных бутылок, но Фред разливал им вино из бутылки, которая, вероятно, стояла открытой на кухонном столе по крайней мере четыре дня.
Она неотрывно смотрела на Фреда, когда тот хвастался тем, как дешево они купили билеты на самолет.
ebooksa