– Пока сложно сказать. Был в очередной раз на совещании в городском партактиве совместно с руководством оборонных заводов. Решали, какая помощь предприятиям нужна от города.
– Тут нам без твоей подсказки не обойтись, Глеб Захарович, – убежденно заявил Шелестов. – Нет времени у нас пытаться понять, какой завод более уязвим для диверсантов, какому легче нанести больший ущерб.
– Есть у меня, конечно, информаторы на заводах, – нехотя ответил Маринин. Официальный надзор – дело хорошее, но оперативные разработки все равно проводим, сведения собираем. До поры до времени они никуда не идут. Есть у меня такое право. Какой завод прикрыт меньше? Я бы обратил внимание на 292-й. Не знаю, насколько вы за такое короткое время сумеете получить ценную оперативную информацию. Я второй год пытаюсь.
– Авиационный? А почему именно авиационный? – удивился Сосновский.
– Не просто там все, товарищи. – Маринин задумчиво сдвинул фуражку на затылок, помолчал, будто прикидывая, стоит ли откровенничать. Но потом все же продолжил: – Наркомат авиационной промышленности вообще у нас на особом положении. Лишний раз туда лезть не рекомендовано. Тем более без согласования с руководством. В 1938-м ставят директором Малахова, потом в 1940-м его снимают и ставят Левина. Почему – непонятно. Я-то знаю, сколько сделал Малахов за эти два года. Почему Мирошниченко в 1938-м сняли с должности главного инженера, но оставили на заводе? Оставили главным технологом. Есть еще ряд вопросов, на которые я не могу найти ответа. А начальство всегда отвечает одно: «На 292-й не лезь».
– Завод работает хорошо, нарекания к руководству, к выполнению плана есть? – спросил Шелестов.
– Делали они и «Р-5» и «И-28». Потом «Як-1» пошел в серию, с 1940-го, когда там плотно село конструкторское бюро Яковлева. Техника нужна для фронта, многие мужчины на фронт ушли, за станками женщины и дети, но работает завод. В июне этого года завод получил переходящее Красное Знамя Государственного Комитета Обороны. А уже в июле завод наградили орденом Ленина. Кто же мне позволит вот так вот запросто проводить на территории такого завода оперативные мероприятия? Там только на уровне Москвы все решается.
– Лакомый кусочек, правда, Максим Андреевич? – согласился Сосновский. – На таком заводе провести диверсию – сразу себя на всю жизнь обеспечишь. Для любого разведчика это конфетка. И фашистское руководство понимает, что таких заводов в Советском Союзе немного.
– Вот и займись, Миша, – кивнул Шелестов. – У тебя документы представителя Главка. Не лезь глубоко в секретные чертежи, в вооружение и летные характеристики. Окапывайся на второстепенных вопросах – технология, снабжение, нормативы. Побольше бюрократизма, и тебя там не будут воспринимать всерьез. Важен, но не опасен. Да и директор завода тебя не будет считать птицей своего полета. Ты для него – мелкая сошка, хоть и из Наркомата. Он вопросы в Москве решает с первыми лицами. Ты ему никто. Вот этим и пользуйся.
– Хорошо, – кивнул Сосновский. – Глеб Захарович, дадите подсказку, кто там у руля, кто приближенные первого лица, а кто так, рядовые исполнители?
– Дам. Команда у руля там невелика, так что сами потом увидите, куда вам двери закроют, а где сможете ходить, сколько влезет.
Когда группа собралась вместе, стащив в кучу парашюты и десантные контейнеры, было уже светло. Храпов отправил Кочеткова как самого молодого и сильного забраться на дерево и осмотреться. Место было тихое, безлюдное. Как по заказу. Если парашютистов и правда сбросили точно, то удивляться нечему, но если пилоты сбились с маршрута, если что-то напутал штурман, то это уже чистое везение.
– Ну, что там? – крикнул снизу Храпов.
– На востоке деревушка и пруд вытянутый, – отозвался Кочетков. – От деревушки дорога на север. Грузовичок ползет весь в пыли. Это не пруд, это запруда. Там плотина небольшая на речушке.
– Ищи шоссе, железную дорогу! – приказал Храпов, прикидывая на карте, какой пруд и какую деревушку мог видеть Кочетков.
– Есть «железка», командир, есть! – вдруг раздалось сверху. – Вижу: дымит паровоз, хорошо дымит. Тяжелый, видать, состав тащит. Направление… юго-запад – северо-восток. Отсюда километра три, а дальше, кажись, и шоссе есть. Отсюда километров пять. Гужевые повозки идут. Груженые. На юго-запад. Видать, к станции.
– Ну что, – подвел итог Храпов. – Кажется, нас выбросили относительно точно.
Его группа сидела на траве. Все выжидающе смотрели на командира. Даже обычно равнодушный ко всему Бурлаков и тот ждал хороших известий. Хотя уголовника по кличке Гиря интересовали, скорее всего, не успех операции и победа Великой Германии, ему не хотелось бить ноги и делать многокилометровые переходы по пересеченной местности.
– Судя по имеющимся ориентирам, мы находимся между двумя населенными пунктами: Сердобск и Ртищево. Восточнее, видимо, село Байка и одноименная речушка. Наша задача: устроить тайник, спрятать парашюты и контейнеры с имуществом. Затем двигаться в сторону железнодорожного узла Ртищево. Там мы, воспользовавшись нашими документами, садимся на поезд и в разных вагонах прибываем в Саратов. С собой только продукты питания и личное оружие, на тот случай, если нас раскроют.
– А как быть с имуществом? – неожиданно спросил Агафонов. – Потом искать транспорт и возвращаться за взрывчаткой? Сколько отсюда до Саратова?