– Кому суждено быть повешенным, тот не утонет, – громким шепотом проговорил Михаил, возникший из тумана. – Так, командир?
– Типун тебе на язык, – огрызнулся Шелестов. – Где лодка? Унесло?
– Смыло волной, – подтвердил Сосновский. – Думаю, утащило течением. Хреново это – немцы найдут и догадаются, что кто-то высаживался на берег. Лодка-то военного образца, десантная. А один баул я успел поймать у берега. Самый легкий правда.
– Значит, с одеждой. И без оружия мы остались. Но в нашем положении и сухая одежда – это спасение.
Шанс на спасение все же оставался. Предусмотрительный Шелестов даже в баул с одеждой положил спички в герметичной упаковке, два больших десантных ножа, пару банок тушенки, немного галет и шоколада. Отойдя подольше от берега к крайним деревьям, которые могли их хоть как-то укрыть от посторонних глаз, оперативники прислушались. Кроме шума моря и действующего на нервы тревожного колокола – ничего. Поспешно распаковав баул, они достали теплое шерстяное белье, свитера, кожаные штаны и куртки на меху. Затолкав в баул гидрокостюмы, они постарались укрыть его понадежнее, завалив камнями.
А погода портилась на глазах. Еще только забрезжил над скалами рассвет, как повалил крупный снег. Шелестов и Сосновский поднимались в гору, стараясь до начала светлого времени суток уйти подальше в лес. Они шли уже почти два часа. Уставшие, голодные русские диверсанты буквально валились с ног, скользя ногами по влажным камням, обходя раскидистые ели. Местами снега намело столько, что ноги проваливались по колено.
– Все, больше нельзя идти, – прохрипел Шелестов, падая на колени и прижимаясь спиной к скале. – Обессилим до того, что бери нас голыми руками. Нужно укрытие, нужен отдых. Скоро рассветет!
– Надо жилье искать. Может, тут есть какие-нибудь уединенные хижины. Какой-нибудь лесник или отшельник.
– Ага, как в сказке, – устало улыбнулся Максим. – Старая колдунья или гномы, охраняющие сокровища.
– Точно! – вдруг обрадовался Сосновский. – Пещера! Что-то мне тут попадалось на глаза. Пошли, Максим, поднимайся.
Они снова поднялись на ноги и, пошатываясь, стали обходить скалу со всех сторон. Наконец Сосновский позвал:
– Есть, нашел! Сюда!
Шелестов, оступаясь, побрел на голос. Сосновский стоял возле узкой вертикальной трещины в скале. Туда едва мог притиснуться боком взрослый человек. Снизу трещина уже по колено была заметена снегом.
Войдя в пещеру, они осмотрелись. Небольшая узкая щель. Вверху, на высоте метров трех, она почти совсем сходилась, превращаясь в сводчатый потолок с еле заметным отверстием. Пещера размером не больше десяти квадратных метров была хорошо защищена от ветра изгибом прохода, ведущим внутрь. Надежда на отдых, а может, и на спасение прибавила сил.
Шелестов и Сосновский, не сговариваясь, кинулись наружу, наломали и затащили внутрь несколько охапок лапника, устроив себе лежанки. Затем у стены выросла гора сухих палок и обломков старых тонких стволов. Еще несколько минут, и между самодельными лежанками из лапника загорелся высокий костер. Дым хорошо вытягивало в отверстие под потолком. Прежде чем улечься, Шелестов вернулся к выходу. Щель заметало. Теперь она снаружи была забита свежевыпавшим снегом почти в рост человека.
Потрескивал огонь. Тепло слепляло глаза, но нужно было обязательно подкрепиться, восстановить силы. Вскрыв банки с мясом, разведчики разогрели его на костре, торопливо и с наслаждением съели. В опустевшие банки набили снега и поставили его кипятиться на угли. Оба блаженно растянулись на лапнике. Трещали просмоленные ветки, снаружи завывал ветер, а в пещере было тепло и сухо. Была надежда, что ветер занесет следы чужаков. На какое-то время можно было забыть об опасности и подумать о том, что предпринять дальше.
Карта погибла вместе со снаряжением, но Шелестов и Сосновский хорошо запомнили местность, посвятив этому занятию немало времени. Для начала придется после окончания снегопада определиться на местности, понять по ориентирам, где им пришлось высадиться на берег, а потом двинуться к месту встречи со связником. Путь предстоял неблизкий.
Хевард Лунд вошел в комнату и остановился, глядя на девушку. Мэрит Хельсен, укрывшись большим шерстяным платком, лежала, отвернувшись к стене и поджав ноги. Она лежала так уже несколько часов. Не меняя позы, не шевелясь. После гибели брата, когда ее саму партизаны чудом разглядели среди комьев рухнувшего снега, Мэрит ни с кем не разговаривала, не проявляла интереса к происходящему вокруг. Казалось, что она ушла в себя настолько, что ей стала не интересна сама жизнь.
Командир партизан присел на край кровати и положил ладонь на руку девушки.
– Мэрит, – позвал Хевард. – Возьми себя в руки, девочка. Вся Европа в огне войны, наша страна оккупирована врагом. Ежедневно гибнут люди: и на полях сражений, и в тылу, в нацистских лагерях. Тысячи и тысячи, десятки тысяч гибнут ежедневно! Вы с Петтером добровольно взяли в руки оружие, чтобы сражаться. Вы знали, что вступили в смертельную борьбу. И вот теперь его нет. Твой брат совершил подвиг, наш народ будет гордиться Петтером и рассказывать о его подвиге детям. Ты должна быть достойна его, ты должна продолжать его дело, нашу борьбу. С гибелью твоего брата мир не остановился, и его гибель не должна быть напрасной. Мы все оплакиваем Петтера, других наших погибших друзей, мы будем сражаться еще более яростно, еще более умело с врагом, потому что мы должны победить. Иного выхода и иного пути у нас нет. Ты нужна нам, Мэрит. Поднимайся!