– Он сказал, что все разговоры – завтра, – недовольно пожал плечами Михаил.
Русских проводили в дальнюю комнату, где было тепло, горел каменный очаг, на котором стоял бак с горячей водой. Шелестов и Сосновский с удовольствием вымылись и растянулись на двух деревянных лежанках. Еще бы переодеться в чистое белье, и тогда жизнь вполне могла показаться сносной. Говорить вслух о своих делах не стали. Кто знает, вдруг кто-то из норвежцев знает русский язык. Оставалось надеяться, что завтрашний разговор принесет пользу. А пока пришлось снова довольствоваться положением арестантов или почетных гостей… под хорошей охраной.
Спали оба чутко. И когда неподалеку послышались шаги нескольких человек по грубым неструганым доскам, Шелестов сразу проснулся. Сосновский тоже поднял голову. Кусок брезента, закрывавший нишу, в которой спали русские, откинулся, и при свете керосинового фонаря появился улыбающийся Коган.
– Вот они! Дрыхнут!
Максим с Михаилом вскочили на ноги и бросились обнимать товарища. Улыбающиеся норвежцы постояли немного, глядя на встречу русских, потом деликатно ушли, оставив гостей одних.
Шелестов с Сосновским уселись за стол, Коган подвинул табурет и сел напротив. Из-под куртки он достал флажку и встряхнул ее.
– Ну, за встречу? За то, что мы живы и можем делать наше дело?
– Что это? – повел носом Михаил, принюхиваясь.
– Аквавит, – усмехнулся Борис. – Местная водка. На вкус, я бы не сказал, что впечатляет, – чистый картофельный сок. Но согревает хорошо. Дело привычки!
Каждый сделал по большому глотку. Закусили оставшимся от ужина сыром. Тепло побежало по жилам, согревая, унимая дрожь, которая, казалось, уже никогда не оставит тело после блуждания по этой холодной стране во мраке полярной ночи.
Коган стал рассказывать, как они с Буториным благополучно прошли передовую, но потом, уже в тактическом тылу у немцев, напоролись на пост. Как они разделились, чтобы уходить порознь, как Буторин прикрывал его. Рассказал, как попал к норвежцам, как ему не верили – подозревали в нем немецкого шпиона и как Когану пришлось доказывать свою лояльность и участвовать в операции по уничтожению аэродрома.
– Не понимаю, – покачал Борис головой. – Как можно нам не верить, как можно в каждом иностранце подозревать нацистского шпиона. Неужели эта война ничему их не учит? Они же знают, как мы сражаемся, какую страшную войну ведет наша страна. Они сдались, их землю оккупировали. Все, лапки подняли, одни мы тянет на себе этот воз!
– Не суди их строго, Борис, – сказал Сосновский. – Не они в этом виноваты. Это простые люди, которые, как и мы, умеют любить и ненавидеть. Но над ними теперь другое командование. Великобритания сейчас командует в Северной Европе, она считает себя правой стороной, которая может и должна диктовать не столько свою волю, сколько определять условия и ценности послевоенного мира.
– О чем ты? – нахмурился Коган. – По-твоему, антигитлеровская коалиция…
– …антигитлеровская коалиция – разномастная и разношерстная команда. Одни воюют, а другие уже прикидывают, что и как будет после войны. Это стиль мышления политиков, а не солдат. Они пытаются все предположить на несколько шагов вперед. Никому не нужна коммунистическая Норвегия, коммунистическая Скандинавия. Поэтому Англия осторожно и ненавязчиво изо дня в день капает норвежцам на мозги, что никого у них в друзьях нет и быть не может. Не на кого в этом мире надеяться несчастной Норвегии, кроме как на Англию. А ведь большинство этих ребята прошли подготовку в Англии и заброшены сюда. Их английские инструкторы обучали. Капают, Боря, а капля, как известно, камень точит.
– Надо отдать должное, Англия тоже несет неслабые потери, – заметил Шелестов. – Видели мы с Михаилом на днях, как разбились несколько планеров, погибли английские десантники. Цель, как мы поняли, – завод. Запасы тяжелой воды, которую тут немцы производят для себя. Для создания страшного оружия.
– Они к нему подбираются, – согласился Коган. – Я видел, как строят в натуральную величину какие-то части здания, имитируют подходы на заводе к цеху. Ждут еще какую-то группу. У них эта база называется «Ласточка».
– Откуда такие сведения? – удивился Шелестов.
– Ну, я же герой, – развел руками Коган. – Я им операцию спас по уничтожению запасного аэродрома. Меня тут уважают. Ну а еще я умею слушать, кое-каких слов нахватался. Кое-кто по-русски неплохо говорит. Сошелся я тут с одним парнем. Толковый инженер. Виттар Кнудсен.
– Кто? – опешил Шелестов. – Виттар Кнудсен?