Ушла Марья, а Якуня достал из-за пазухи газетину, развернул ее и положил на стол пачку замусоленных рублевых бумажек.
Походил Якуня из угла в угол, пересчитал бумажки и сказал негромко:
— Надо бы рублика два за труды мне. Не догадается Марья, — вздохнул и отодвинул пачку.
Вернулся Степа и прочитал письмо сначала про себя, а потом вслух.
В письме отец сообщал, что все лето он перебивался без работы, оттого и не писал. Всего только недавно устроился в заводе у мартена на постоянную. Думал поработать и приехать домой, а тут явился Якуня.
Звал отец и сына и мать к себе на жительство. «Нечего вам горе мыкать. Оставьте в избенке Якуню, а сами ко мне. Мать на работу куда-нибудь сунем, а Степку в ученики. Завод поднимается, и безработица не грозит».
В письме ничего не упоминалось про деньги, и Якуня пожалел, что не отделил от них рублика два-три. А Марья и на самом деле позабыла отблагодарить старика, она все деньги спрятала в сундук. На другой день Якуня встал, охая и вздыхая. Весь день он просидел в избе с опущенной головой, в какой-то нерешительности, и только вечером осмелился попросить у Марьи рублик:
— На лекарствие, болезнь я заполучил в дороге.
Марья дала Якуне три рубля и сказала:
— Лечись да шапчонку новую заведи, эта совсем истрепалась.
Якуня сказал «спасибо», низко поклонился Марье и обещал непременно купить добротную шапку. Вечером он долго молился за всех, радостно сообщал богу, что теперь будет в тепле, но… шапку все-таки не купил и продолжал ходить в старой.
— Ты уж, Марья, не сердись, что шапчонку я не купил, — оправдывался старик, — прохожу и в этой, а денежки на гроб, на помин души. Смерть я чую.
— Да ты сильно болен? — всполошились Степа и мать.
— Не болен я, а чую, что смерть меня зовет, отходил, знать, свое.
Степа написал отцу, что мать не согласна уезжать из Дуванского. Здесь у нее огород, заимка, и она их не бросит. Сам Степа тоже не поедет до весны, а весной, когда поможет матери засадить огород, тогда и приедет. Он бы приехал сейчас, но матери одной не справиться с огородом, к тому же за зиму нужно построить амбар и заготовить дров.
— Ты, Степашка, может, и вовсе не поедешь к отцу, пусть он работает, а мы будем здесь, — заговаривала не однажды мать, ей не хотелось расставаться с сыном. — Там ни выстирать некому, ни одежонку починить, будешь жить в грязи.
— Весной увижу, — коротко отвечал парень.
Отцовское письмо напомнило ему былые времена, когда Дуванский завод работал и гудел. По ночам Степе начали грезиться гудки, дружный труд, огни домны, слышались шаги идущих смен. Иногда он просыпался среди ночи и будил мать:
— Вставай, приготовь-ка завтрак, гудок уж был.
— Какой гудок?