— Ты не шуми, — успокаивал его отец.
— А если она выскочит да на нас.
— Чудак, это ведь картина, никогда она не выскочит, все время будет на полотне.
Когда вернулись в барак, отец спросил сына:
— Понял, в чем там сердцевина самая?
— Бегает.
— Ах ты шут, у него только бегает. Люди на Марс летали, на звезду.
Степа ничего не понял, он заметил одно, что картины бегают, шевелят губами, стреляют, а зачем…
— В другой раз пойму, — пообещался он.
Спать в бараке было тесно и неудобно. Кусали клопы, кричали грудные дети, скрипели люльки. Сосед тяжело храпел и дышал прямо в Степино ухо. Парню всю ночь грезилось Дуванское, коровьи кутасы, дудка Якуни, то вдруг гудок — и он вскакивал.
Отец гладил его и говорил:
— Ты забудь все и спи спокойно.
— Гудок мы не проспим?
— Не проспим, разбудит, он у нас горластый. Нагляделся ты, вот тебе и грезится всякая чушь.
За ночь чего-чего только не грезилось парню! Во сне заново пережил всю свою жизнь и вскочил, когда ухнул гудок, с больной головой.
— Спи, можешь до второго, успеем, нам ходу всего одна минута, — проговорил отец и захрапел. Но сын обул сапоги, надел одежонку и стал дожидаться отца. Весь барак волновался и шумел. Жены готовили для мужей чай, кричали разбуженные ребята, около умывальника толпилась очередь. Петр проснулся со вторым гудком.
— Ты уж оделся и умылся? Ишь заботник какой.
— Нет, не умывался.
— Идем на пруд, там без очереди. Я все лето на пруду, а зимой снегом.
Умылись холодной водой, и головная боль у Степы прекратилась.
ebooksa