— Домой. В Дуванское.
— Да не чуди ты!
Степа заплакал. Отца растрогали слезы, он погладил сына по голове и участливо спросил:
— Не хочешь здесь, тоскливо?
— Боюсь… Домой…
— Ах ты притча какая! Ну идем, отправлю. Старик тот, верно, не уехал.
На вокзале Настя заметила Степу и радостно подбежала к нему.
— Провожать пришел?
— Домой. — И в ответе парня скользнула несмелая надежда, что дома, у реки Ирени, ему будет хорошо.
Обратный путь в Дуванское Степа почти не отходил от раскрытого окна, только под ветром, при виде гор, неба, звезд и одиноко рассыпанных огоньков во мраке ночи он чувствовал себя несколько успокоенно. Настя стояла рядом с ним, ветер распушил ее волосы, и они порхали около Степиного лица. Он почувствовал, что волосы человеческие пахнут; так у Насти они пахли какой-то травой, очень знакомой, но имени ее парень никак не мог припомнить.
У каждого были свои думы и грезы. Насте казалось, что она давно взрослая и ходит по земле. Вот теперь, в эту теплую ночь, идет где-нибудь железнодорожной насыпью к огонькам, которые трепещут впереди и манят. Ее догоняет поезд, она отходит в сторону и глядит, как вагоны мчатся мимо, гремя колесами. Настя тоже начинает внимательно глядеть на насыпь, ей хочется видеть самое себя, стоящую на краю придорожной канавы. Она увидит и улыбнется ей, улыбнется сама себе, одновременно едущая в поезде и стоящая при дороге.
Девушку не удивляла странность ее грез: под чужим небом, перед лицом новой земли, у человека рождаются часто престранные, чудные и несбыточные мысли, но человек не замечает их несбыточности. Он погружается в какой-то полусон, когда все возможно и неудивительно.
Настя была под властью такого полусна, ее приятно увлекали думы о себе и о своей будущей жизни.
Степа, напротив, не хотел думать о себе, боялся этих дум и старался об одном, чтобы они дольше не трогали его ума и сердца.
Взгляд его блуждал по вершинам гор, деревьям, скользил по телеграфным столбам. Как только мысль начинала густеть и кружиться, как грозовое облачко, он переводил взгляд на камни, звезды, луну, скользил по синему мраку ночи. Все думы его были коротки, безболезненны и разорваны.
Видел он столб и думал: «Это столб».
Видел камень, и рождалась короткая мысль о камне. Ее вытесняла новая — про звезду или гулкий мостик через неведомый ручей.
Кирилл Дымников сидел на скамейке и вел разговоры с пассажирами. Он не забывал и ребят, не раз предупреждал, что они могут простудиться.
— Охватит такой ветер, в коем болезнь, що я буду с вами делать? Закройте окно!
— Ветер теплый, ничего не будет! — откликался Степа.