Парень с большим именем

22
18
20
22
24
26
28
30

— Домой. В Дуванское.

— Да не чуди ты!

Степа заплакал. Отца растрогали слезы, он погладил сына по голове и участливо спросил:

— Не хочешь здесь, тоскливо?

— Боюсь… Домой…

— Ах ты притча какая! Ну идем, отправлю. Старик тот, верно, не уехал.

На вокзале Настя заметила Степу и радостно подбежала к нему.

— Провожать пришел?

— Домой. — И в ответе парня скользнула несмелая надежда, что дома, у реки Ирени, ему будет хорошо.

* * *

Обратный путь в Дуванское Степа почти не отходил от раскрытого окна, только под ветром, при виде гор, неба, звезд и одиноко рассыпанных огоньков во мраке ночи он чувствовал себя несколько успокоенно. Настя стояла рядом с ним, ветер распушил ее волосы, и они порхали около Степиного лица. Он почувствовал, что волосы человеческие пахнут; так у Насти они пахли какой-то травой, очень знакомой, но имени ее парень никак не мог припомнить.

У каждого были свои думы и грезы. Насте казалось, что она давно взрослая и ходит по земле. Вот теперь, в эту теплую ночь, идет где-нибудь железнодорожной насыпью к огонькам, которые трепещут впереди и манят. Ее догоняет поезд, она отходит в сторону и глядит, как вагоны мчатся мимо, гремя колесами. Настя тоже начинает внимательно глядеть на насыпь, ей хочется видеть самое себя, стоящую на краю придорожной канавы. Она увидит и улыбнется ей, улыбнется сама себе, одновременно едущая в поезде и стоящая при дороге.

Девушку не удивляла странность ее грез: под чужим небом, перед лицом новой земли, у человека рождаются часто престранные, чудные и несбыточные мысли, но человек не замечает их несбыточности. Он погружается в какой-то полусон, когда все возможно и неудивительно.

Настя была под властью такого полусна, ее приятно увлекали думы о себе и о своей будущей жизни.

Степа, напротив, не хотел думать о себе, боялся этих дум и старался об одном, чтобы они дольше не трогали его ума и сердца.

Взгляд его блуждал по вершинам гор, деревьям, скользил по телеграфным столбам. Как только мысль начинала густеть и кружиться, как грозовое облачко, он переводил взгляд на камни, звезды, луну, скользил по синему мраку ночи. Все думы его были коротки, безболезненны и разорваны.

Видел он столб и думал: «Это столб».

Видел камень, и рождалась короткая мысль о камне. Ее вытесняла новая — про звезду или гулкий мостик через неведомый ручей.

Кирилл Дымников сидел на скамейке и вел разговоры с пассажирами. Он не забывал и ребят, не раз предупреждал, что они могут простудиться.

— Охватит такой ветер, в коем болезнь, що я буду с вами делать? Закройте окно!

— Ветер теплый, ничего не будет! — откликался Степа.