Выйти из депрессии. Проверенная программа преодоления эмоционального расстройства

Чем больше вы пытаетесь подавить мысль, эмоцию или образ, тем упорнее они будут всплывать в вашем сознании.

В результате вы все время будете помнить о грустных эмоциях и ваша грусть усилится. Вы также почувствуете себя неполноценными и несостоятельными, так как не сможете элементарно перебороть свою печаль. Взамен непосредственных попыток проконтролировать свои чувства, защититься от них, обесценить, спроектировать, рационализировать их, нам нужно сделать кое-что другое.

Люди в депрессии, например, вполне для себя закономерно, склонны полагать, будто усиленные размышления над проблемами приведут к их решению. Но когда размышления превращаются в мыслительную жвачку, они просто делают ощущение подавленности бесконечным; пациентам становится хуже, они испытывают бо́льшую обездвиженность и беспомощность[136]. Большинство из нас иногда думают: «Что со мной не так? Кажется, другие люди не беспокоятся столько, сколько я. Словно они контролируют свою жизнь». Разумеется, мы не видим всех тягот, которыми они обременены. Мы пытаемся разобраться с проблемами, мешающими нам просто быть людьми, но не можем. Мы стремимся освоить мир, не подходящий для нашей собственной организации, мир, где мы ежечасно пребываем в состоянии «бей или беги», – и с этим тоже не справляемся. Однако мы чувствуем, что сдаваться нельзя.

И это крайне важная информация, добытая исследованиями головного мозга: мы в прямом смысле не можем изменить себя посредством размышлений о выходе из положения. Да, с помощью мыслительных процессов мы понимаем ситуацию; а понимание способно привести к новым взглядам и решениям – только решения должны быть реализованы в действии. Раз уж мы закупорили себя в банке вместе с нашими тревогами, печалью и пессимизмом, нам не удастся выбраться, пока мы не найдем консервный нож. Практики осознанности и есть необходимый консервный нож.

Отстраненность

Отчасти больные депрессией заставляют себя страдать, пытаясь контролировать неконтролируемое. Действительно, по мнению исследователей, чрезмерное беспокойство – одна из визитных карточек депрессии. Пациенты раздумывают над своими трудностями, бесконечно пережевывая одни и те же проблемные вопросы; для каждого возможного решения они находят контраргументы и в итоге вовсе не принимают никаких мер. Подобное руминативное (пережевывающее, повторяющееся) мышление является отличительной чертой депрессии. Некоторые считают, что женщины в большей степени склонны к такому мышлению, тогда как мужчины более нацелены на действие, и это частично объясняет, почему женщины оказываются уязвимее перед депрессией (как и гораздо большее число мужчин, отбывающих наказание в местах лишения свободы)[137].

Джулия – пациент, извлекший пользу из отстраненности. Она и ее муж выросли в крайне неблагополучных семьях; в браке они прожили уже двадцать лет, поженившись еще студентами, и смогли обеспечить достойную жизнь себе и двум своим детям. Ложкой дегтя в их бочке меда стало пристрастие мужа Джулии к алкоголю. Если иметь в виду количество, пьет он немного, но иногда будто очень быстро поддается действию спиртного и выглядит до опасного захмелевшим: растерянным, путающим слова, теряющим нить разговора. Порой Джулия задается вопросом, не пьет ли он втайне от нее. Однако столь же часто она наблюдает, как муж выпивает три стакана за весь вечер и остается собой обычным.

Они не раз обсуждали эту тему на протяжении многих лет. Муж признает, что ему необходимо быть осторожнее с алкоголем, но не хочет совсем от него отказываться. Джулия сильно переживает, когда он находится в командировках или заезжает с коллегами в бар после работы. Она знает о своей склонности к руминативному мышлению, изучению каждой проблемы во всех деталях, нередко еще больше ее запутывающему. Джулия поняла, что ее усилия контролировать мужа дают обратный эффект: он обижается на ее придирчивость и даже открывает дома пиво, словно намеренно ища повод для скандала, хотя часто так и не допивает бутылку. На данный момент они пришли к компромиссу: если муж будет честен по поводу того, когда именно позволяет себе алкоголь, жена не станет на него набрасываться до тех пор, пока он явно не нарушит их договоренность. Мне кажется, на этом проблема пары не закончится, хотя принятое решение помогает им здесь и сейчас сохранять то, что во многих аспектах является замечательными отношениями.

Джулии никогда бы не удалось добиться такого результата без практик осознанности и отстраненности. Она начала практиковаться на своих детях предподросткового возраста. Ее отказ от участия в стычках детей ускорил самостоятельное разрешение их разногласий. Джулия установила четкие границы того, какое поведение приемлемо в доме, и дети по большей части считаются с ними. А если не считаются, Джулия спокойно и твердо осуществляет наказание. Сейчас она пробует нечто подобное с мужем. Отказ от контроля над ним будет для нее нелегкой задачей, но все же в пределах ее возможностей на сегодняшний день.

Отстраненность – система экстренной эвакуации, в которой мы отчаянно нуждаемся, способность подняться над шумом в нашей голове и увидеть картину целиком. Отстраненность предполагает определенную степень изолированности от заразительных эмоций – невовлечение в панику или злость окружающих и самостоятельное принятие решения об эмоциональном значении ситуации. Это подразумевает признание того, что кризисные ситуации постепенно разрешаются, что даже эмоции вроде паники сходят на нет, а доступные нам действия с ситуациями и чувствами других людей ограниченны.

Отстраненность относится к аскетической дисциплине, восточной системе ценностей, разительно отличающейся от западного, ориентированного на потребление общества, где выигрывает тот, кто умирает с максимальным количеством приобретений. Сейчас, когда нам достоверно известно о большем несчастье[138], которое приносит материализм, вполне возможно, настала пора начать работу по пересмотру собственных ценностей. Иногда отстраненность означает отказ от борьбы – оскорбительная для многих американцев идея, тем не менее требующая к себе более пристального внимания. Стратегическое отступление от невыполнимой задачи – всего лишь мудрый, а не постыдный выбор. Нам очевидна мудрость умирающего человека, отстраняющегося от каждодневной борьбы за жизнь, чтобы провести больше времени со своей семьей. Однако все мы в процессе умирания, просто кто-то быстрее его проходит, чем другие. Мы должны принять реальность и играть доставшимися нам картами.

Пациенты с депрессией, напротив, словно обладают навязчивой особенностью, не позволяющей им отстраняться. Мы постоянно беспокоимся о неподконтрольных нам вещах или убеждаем себя в том, что не будем счастливыми до тех пор, пока происходит что бы то ни было, не поддающееся контролю. У одной моей знакомой двое детей нетрадиционной сексуальной ориентации. Она практически приняла факт их гомосексуальности, но ужасно расстроена их решением не заводить детей. Она не может общаться с людьми своего возраста, поскольку те беседуют в основном о внуках. Это очень грустно, однако еще печальнее убежденность моей знакомой в безвыходности ее положения. Она уверена, будто без внуков вся ее оставшаяся жизнь будет жалкой.

В достижении адекватной отстраненности могут помочь два вопроса: «Будет ли это важно завтра (на следующей неделе, в следующем месяце)?» и «Что я могу по факту с этим сделать?»

Если я нахожусь в эмоционально напряженной ситуации, результат которой не особенно заметно повлияет на меня, то, вероятно, мне не нужно совершать импульсивные поступки с целью получить какое-то эмоциональное облегчение. Если я в сложной, даже трудной ситуации, но мои возможности ограниченны, своим желанием выполнить невыполнимое я только делаю себя несчастнее.

Обучение контролю над стрессом действительно предполагает контроль над злостью и тревогой, сопровождающими стрессовые ситуации. Размышлять о каких-либо изобретательных подходах к решению проблемы можно, лишь когда эти эмоциональные производные стресса взяты под контроль.

Будучи начинающим терапевтом, я работал с клиентом, который пытался себя зарезать. Он хотел заставить меня позвонить его девушке и убедить ее вернуться к нему, фактически сказать, будто, по моему профессиональному мнению, он не сможет жить без нее. Когда я отказался, клиент невозмутимо достал огромный нож, отсчитал ребра до сердца, прижал острие к своей грудной клетке. «Кажется, вы не понимаете, насколько я серьезен», – сказал он.

Это был момент дичайшего страха для меня. Я не имел ни малейшего понятия, как поступить в таком случае. Я знал, что если позвоню девушке, то буду просто посредником в его манипуляции, но как я мог позволить ему воткнуть в самого себя нож? Мне вспомнилась рекомендация одного из моих инструкторов: «Если вы оказались в совершенном тупике, поднимайтесь и идите в уборную». Я встал и вышел из кабинета, сказав, что мне необходимо посоветоваться. В коридоре я рассказал своему коллеге о происходящем. Затем повторил свою историю шефу, проходившему мимо нас. Моя тревога была заразительной, и после десяти минут обсуждений мы трое последовательно пришли к заключению, что я должен позвонить девушке. Однако, вернувшись к клиенту, чтобы сказать ему об этом, я не нашел его на месте. Должно быть, он начал чувствовать себя глупцом, держа у груди нож в пустом кабинете. Он позвонил мне позже в этот же день, выразил злость на меня за уход, но меня это устраивало.

Мне повезло. В абсолютной панике я вспомнил совет наставника, и он сработал лучше, чем я был вправе ожидать. Я отстранился, весьма буквально, от борьбы, которую этот клиент пытался спровоцировать. Нам следует учиться отстраняться от нашей собственной внутренней силовой борьбы. Когда мы захвачены эмоциями, застигнуты врасплох, принуждены решать вопрос жизни и смерти, кажущийся неразрешимым, способность мыслить у нас почти полностью исчезает. Наш организм вырабатывает огромное количество гормонов для обеспечения реакции «бей или беги», очень нужных для спасения от несущегося за нами саблезубого тигра. Но они не помогают – а по сути, значительно препятствуют – процессу оптимального решения проблемы. Мы не способны изобрести новые выходы, мы в состоянии думать лишь о подсказках от наших инстинктов или о том, как действовали в похожих ситуациях прежде. Независимо от конкретного поведения, все это будет почти столь же малоэффективным, как и методы, использовавшиеся ранее.

В условиях стрессовой ситуации у вас есть только три варианта: изменить ее, избежать или принять. Каждый из вариантов может быть лучшим решением для определенной ситуации, но ни один не является по своему существу лучшим в сравнении с остальными. Западная культура ценит действие – мы восхищаемся людьми, делающими шаги по преодолению своих серьезных затруднений; и вы также, вероятно, считаете активное преобразование лучшим решением на все случаи. Избегание выглядит постыдным, а принятие – пассивным. Но в жизни бывает много вещей, не поддающихся изменению, и вещей, не заслуживающих беспокойства; мудрость связана со знанием того, что стоит борьбы, а что нет. Если в пути вас застигнет движущаяся на вас фура, вы вряд ли станете бороться за свое право занимать пространство на дороге – вы постараетесь избежать наезда. Мы постоянно пользуемся избеганием, не признавая этого. А принятие означает просто столкновение с реальностью. Например, в случае с неизлечимой болезнью: нет возможности ее избежать, бороться тоже не с кем, хотя многие люди срываются на своих врачей за неутешительные новости.

Суть в том, чтобы пересмотреть свои варианты действий и принять сознательное решение, не распекая себя за невозможность изменить неизменимую ситуацию.