– Куда именно?
– С хрена ли мне знать? Эквадор. Где это, кстати?
– В Южной Америке.
– В Южной Америке! Она спятила! Что я там забыл, среди черномазых? Я ей и говорю: сама поезжай. Катись куда хочешь, а меня оставь.
– И что она?
– Откуда мне знать, что она сказала? Я ее три дня не видел. Шутки кончились.
– Вы поссорились?
– Поссорились? С чего нам ссориться? Пусть едет к черным, лишь бы меня в покое оставила… Кристоф, а что это ты не спросишь, куда отправлюсь я?
По его улыбчиво-жестоко-дразнящей манере речи я понял, что сообщить мне это он и пришел. Ему надо было перед кем-то выговориться. Для того он и напился.
– Ну и куда же ты? – спросил я.
– Назад в Германию.
Сказав это, Вальдемар резко отвернулся. Но лишь на миг. Потом снова заговорил, как под гипнозом, явно повторяя заученную и отрепетированную до автоматизма речь:
– Дом есть дом. Я не нацист и никогда им не стану, сам знаешь. Однако я немец, а дом – это дом. За нацистов я не отвечаю.
Я не знал, что и сказать.
– Помнишь Оскара? Он до сих пор в Германии. Никуда оттуда не уезжал. – Теперь его речь звучала ершисто и больше походила на человеческую. – Он прислал мне открытку.
– Это он советует тебе вернуться?
– Оскар ничего толком не написал. Просто что погода славная.
– А… ясно.
Вальдемар пристально посмотрел мне в глаза, и я понял, что он обращается именно ко мне:
– Куда же мне, по-твоему, ехать, Кристоф?