Джентльмен холодно улыбнулся.
— У меня хранятся письма, способные убедить мисс Гибсон в правоте моего утверждения, а при необходимости и мистера Осборна Хемли — ведь, полагаю, речь о нем?
— Вы оба меня крайне озадачили, — задумчиво заключила Молли. — Единственное, в чем я не сомневаюсь: мы не должны здесь стоять в столь поздний час. Нам с Синтией нужно немедленно вернуться домой, а вы, мистер Престон, если хотите поговорить с мисс Киркпатрик, приходите в дом моего отца и, как пристало приличному человеку, открыто попросите о встрече.
— Что ж, я готов, — ответил мистер Престон. — Буду рад объяснить мистеру Гибсону суть своих отношений с мисс Киркпатрик. Если не сделал этого раньше, то только потому, что следовал ее воле.
— Прошу, Молли, перестань! — взмолилась Синтия. — Верю, что ты хочешь мне добра, но ведь ничего об этом не знаешь, а потому только вредишь. Я уже в состоянии идти. Пойдем скорее, а дома все объясню.
Она взяла подругу под руку и попыталась ускорить шаг, но мистер Престон не только не отставал, но и не умолкал.
— Не знаю, что вы скажете дома, но не станете же отрицать, что обещали стать моей женой? Что исключительно по вашей воле я так долго хранил помолвку в тайне?
Это была его ошибка. Синтия остановилась и, уперев руки в бока, обернулась.
— Если вам так угодно, если я вынуждена говорить здесь, то признаю, что в буквальном смысле ваши слова справедливы. Когда я была одинокой шестнадцатилетней девушкой, вы — кого я считала другом — дали мне денег на неотложные нужды и заставили пообещать выйти за вас замуж.
— Заставил! — с особым выражением повторил мистер Престон.
Синтия покраснела до корней волос.
— «Заставил» — неправильное слово. Признаюсь, что тогда вы мне нравились, были почти единственным другом, и если бы зашла речь о немедленном браке, я не стала бы возражать, но теперь я знаю вас намного лучше. В последнее время вы настолько измучили меня преследованиями, что решительно утверждаю (как утверждала уже не раз): ничто не заставит меня выйти за вас замуж. Ничто, хотя и понимаю, что избежать огласки, потери репутации и тех немногих друзей, что у меня есть, не удастся.
— Я всегда буду с тобой, — вставила Молли, тронутая тоном глубокого отчаяния.
— Тяжело слушать такое признание, — заметил мистер Престон. — Вы можете считать меня плохим человеком, но вряд ли усомнитесь в моей истинной, страстной, бескорыстной любви к вам.
— Напрасно, — ответила Синтия, уже совершенно придя в себя. — Ах, когда думаю о самоотверженной привязанности, которую видела… знала… когда думают сначала о других, а потом о себе…
Синтия боялась открыть ему слишком многое, и мистер Престон воспользовался возникшей паузой.
— Вы не считаете любовью готовность ждать несколько лет, молчать, исполняя вашу просьбу, страдать от ревности и пренебрежения, веря торжественному обещанию шестнадцатилетней девочки, с возрастом утратившему силу. Синтия, я любил вас, люблю и не могу от вас отказаться. Если сдержите слово и выйдете за меня замуж, клянусь заслужить ответную любовь.
— Ах, если бы… если бы только я не приняла те злосчастные деньги! С них все началось. Да, Молли, я откладывала каждое пенни, чтобы вернуть долг, но он отказывается брать. Надеялась, что если смогу откупиться, то освобожусь.
— Звучит так, как будто вы продали себя за двадцать фунтов, — холодно возразил мистер Престон.
Они уже почти подошли к домам, и кто-то мог их услышать. Если ее спутники были полностью поглощены диалогом и не думали о неловком положении, то Молли сознавала неуместность театрального действа и даже подумывала поискать защиты под чужой крышей. Во всяком случае, присутствие хозяев положило бы конец постыдной перепалке.