— Это почему же? Попрошу не говорить так про Молли Гибсон, поскольку знаю ее с рождения. Если хотите, можно назвать историю несколько… необычной. Вот я в юности терпеть не могла есть крыжовник, а зато обожала его собирать. Некоторым больше нравится, когда вот так, тайно, хотя, конечно, не мисс Браунинг, которая считает, что ухаживание должно проходить на глазах у семьи. Единственное, что я могу сказать, — это что Молли Гибсон меня удивила: скорее это похоже на хорошенькую Синтию… кажется, так ее зовут? Одно время я была готова поклясться, что мистер Престон ухаживает за ней. А теперь, дамы, желаю всем доброй ночи. Терпеть не могу расточительства, но уверена, что Хетти уже сожгла почти всю свечу в фонаре, хотя я велела погасить, если вообще пришла за мной.
Таким образом, с глубокими реверансами леди распрощались, однако не раньше, чем поблагодарили миссис Даус за приятный вечер: в те дни старомодная вежливость еще оставалась в ходу.
Глава 47
Скандал и его жертвы
Вернувшись в Холлингфорд, мистер Гибсон обнаружил множество ожидавших помощи пациентов: два дня относительной свободы привели к целой неделе напряженной работы. Срочные вызовы ни минуты не оставляли для домашних, но Молли все же поймала отца в холле и, подавая пальто, торопливо прошептала:
— Папа! Вчера к тебе приезжал мистер Осборн Хемли. Выглядел совсем больным и очень тревожился о своем здоровье.
Мистер Гибсон внимательно посмотрел на дочь и пообещал:
— Сейчас же к нему поеду, только не говори об этом миссис Гибсон. Надеюсь, ты ничего ей не сказала?
— Нет, — ответила Молли, поскольку упомянула лишь о визите Осборна, утаив его цель.
— Вот и не говории. Незачем. Впрочем, сегодня поехать не удастся, но в ближайшие дни непременно его навещу.
Что-то в тоне и манере отца расстроило Молли, хоть она и убедила себя, что очевидное нездоровье Осборна частично «нервное», то есть воображаемое. Ее немного успокоило веселье гостя при появлении мисс Фиби: вряд ли человек, считающий, что жизнь его висит на волоске, способен так искренне наслаждаться комической ситуацией. И вот тревога вернулась, стоило сказать отцу про изменившуюся внешность Осборна. Все это время миссис Гибсон читала письмо Синтии, которое муж привез из Лондона: при высоких почтовых ценах использовалась каждая возможность частной доставки. В поспешных сборах Синтия забыла так много важных вещей, что теперь составила длинный список. Молли удивилась, что просьба поступила не к ней, поскольку не понимала, что Синтия испытывает определенную неловкость. Причина охлаждения заключалась в том, что теперь Синтия уже не занимала столь высокого места в оценке Молли и не могла не отстраниться от той, кому доверила собственные слабости. Синтия хоть и уважала Молли, была уверена, что подруга никогда и словом не обмолвится о ее прошлых ошибках и заблуждениях, и все же мысль, что наивная, чистая, открытая девушка узнала множество ее тайн, охлаждало чувства и сдерживало желание продолжать близкую дружбу. Как бы Синтия ни упрекала себя в неблагодарности, ее радовало, что Молли находится теперь далеко. Трудно было бы беседовать так свободно, словно ничего не произошло, или обсуждать фасоны платьев, ленты и кружева, когда последний разговор касался совсем других тем и вызывал бурный взрыв чувств.
Потому так и вышло, что письмо от Синтии было адресовано не Молли, а миссис Гибсон, и она делилась с падчерицей фрагментами новостей.
— Хелен, должно быть, уже выздоровела, иначе Синтия не вспомнила бы о розовом муслиновом платье и венке из маргариток, — пришла к выводу Молли.
— Не вижу никакой связи, — раздраженно возразила миссис Гибсон. — Хелен никогда не повела бы себя настолько эгоистично, чтобы привязать Синтию к себе, как бы ни была больна. А я никогда бы не отпустила дочь в Лондон, если бы знала, что ей предстоит постоянно сидеть в четырех стенах, да еще в гнетущей атмосфере духоты и нездоровья. К тому же Хелен полезно послушать красочные рассказы Синтии о вечерах и балах. Даже если бы дочь не любила светских развлечений, я велела бы ей принести себя в жертву и ради кузины выезжать как можно чаще. Считаю, что следует больше думать не о своих желаниях и чувствах, а о том, как бы скрасить жизнь больной. К сожалению, мало кто задумывался об этом так же глубоко, как пришлось мне!
Здесь миссис Гибсон сочла необходимым вздохнуть и снова обратилась к письму Синтии. Насколько Молли поняла из бессвязного послания, то и дело прерываемого еще более бессвязными комментариями матушки, Синтия была рада составить компанию Хелен, но в то же время вполне готова принять участие в небольших развлечениях, которыми изобиловал дом дяди даже в это время, когда в Лондоне все замирало. Упомянула миссис Гибсон и мистера Хендерсона, а потом продолжила почему-то невнятным бормотанием, хотя скрывать было абсолютно нечего, ибо Синтия писала буквально следующее:
«Матушка мистера Хендерсона посоветовала тетушке обратиться к некоему доктору Доналдсону, считающемуся специалистом в подобных случаях, однако дядюшка не уверен в его профессиональном этикете…» — и так далее.
Затем следовало нежное, продуманно составленное обращение к подруге, подразумевавшее намного больше слов благодарности за предпринятые хлопоты. И все. После этого Молли покинула комнату разочарованной, хотя и не понимала, почему.
Операция леди Камнор прошла успешно, и уже через несколько дней дочери планировали перевезти графиню в Тауэрс-парк, на свежий воздух. Медицинский случай чрезвычайно заинтересовал мистера Гибсона, а его заключение оказалось верным в отличие от мнения нескольких лондонских светил. В результате теперь к нему постоянно обращались за письменными консультациями. Неусыпного внимания требовали и пациенты из Холлингфорда, а потому он никак не мог найти три-четыре часа, чтобы съездить в Хемли-холл и осмотреть Осборна, но доктор все же счел необходимым написать ему и попросить как можно подробнее изложить симптомы недомогания. Полученный ответ не вызвал острой тревоги, да и сам Осборн возражал против немедленного визита специально ради него, поэтому осмотр был отложен до «лучших времен», которые нередко наступают слишком поздно.
В эти дни горячие сплетни относительно встреч Молли с мистером Престоном, тайной переписки, секретных свиданий в уединенных местах набирали силу и перерастали в настоящий скандал. Очень скоро простая невинная девушка, ходившая по улицам, не подозревая о том, что стала объектом злостных измышлений, превратилась в «черную овцу». Служанки подслушивали обрывки разговоров в гостиных и передавали дальше, преувеличивая сплетни со свойственной необразованным людям грубостью образов и выражений. Сам мистер Престон почувствовал, что имя мисс Гибсон связано с его именем, однако не до такой степени, до какой довела обсуждение любовь жительниц города к преувеличению и пустой болтовне. Их заблуждение вызвало у него усмешку, но исправить ситуацию он не пытался, лишь думал ехидно: «Поделом. Незачем совать нос в чужие дела». Молодой человек чувствовал себя отмщенным за свои страхи, что обо всем узнает леди Харриет, и унижение оттого, как девушки обсуждали его персону: с глубокой неприязнью с одной стороны и глубоким презрением — с другой. К тому же, если бы он стал все отрицать, это возбудило бы еще больше интереса, и тогда стали бы известны его грубые и неудачные попытки заставить Синтию сдержать данное слово. Престон ничего не мог с собой поделать: до сих пор любил мисс Киркпатрик, хотя и своеобразно, — и пытался утешаться тем, что многие женщины — не чета этой нищей и непостоянной, как ветер в мае, девочке, — были бы рады, обрати он на них внимание. Только Синтия оставалась Синтией, и даже сама Венера не смогла бы ее заменить. Для Престона никто и никогда не мог сравниться с мисс Киркпатрик, пусть порой ему и хотелось ее убить, поэтому любой, кто встанет между ним и объектом вожделений, не дождется от него ни сочувствия, ни защиты.
Вскоре и сама Молли почувствовала, что на улицах на нее смотрят искоса, а за спиной шепчутся. Миссис Гуденаф не стесняясь оттащила от нее внучку за руку, когда та остановилась поболтать.