Я хотел начать выговаривать слова вроде: «Передашь сам. Чего себя хоронишь?» Но посмотрев Александру Ивановичу в глаза, понял, чтобы я ни говорил, будет воспринято, как пустой звук.
Приняв тетрадь, я не нашёл ничего лучшего, как поклясться в выполнении данного мною обещания.
Последние слова доходили до Ильи сквозь туман размышлений. Вникнув в смысл сказанного, тот не мог себе представить и тысячной доли того, что пришлось пережить отцу. Хотелось встать, подойти, шепнуть на ухо нечто нежное, оберегающее, дающее возможность почувствовать биение сердца, как свидетеля того, что творилось у человека на душе.
Возможно, Илья так и сделал бы, не возникни в сознании образ Элизабет.
Он будто заставил очнуться.
— Но я дал слово все наши дела с Элизабет держать в секрете, — произнёс Илья, — поэтому не вправе переступать через то, что не столько важно для меня, сколько важно для Лемье.
Взгляд отца, потеряв блеск, вдруг стал безразличным.
— В таком случае нам обоим надлежит забыть то, что говорилось за этим столом.
— Почему? — не ожидая такого поворота, возмутился Илья.
— Потому, что ты не смог понять главного. Обособленность сознания, живущая отдельно от души, делает человека похожим на машину, которая видит только то, что он видит. С потенциалом, нацеленным на достижение результата, ты не в состоянии понять сотой доли того, что пережил я и что пронёс через свою жизнь Соколов. Если так, нет смысла ворошить прошлое, у которого нет будущего.
Выслушав, Илья понял, что сам того не ведая как, он оказался в ситуации, похожей на патовую, к которой родитель подвёл его сознательно, дабы не нанести урон самолюбию. Как ни странно, но именно слово чести ставило перед выбором — нарушать договор с совестью или прислушаться к разуму.
— Ну хорошо! — после некоторого раздумья произнёс Илья. — Я расскажу тебе про Элизабет, но только пообещай, что…
— Всё, что угодно, — не дал договорить Николай Владимирович, подчёркивая, насколько значимым для него является рассказ сына.
На всё про всё ушло около часа.
Отец неоднократно останавливал, уточняя те или иные моменты, иногда и вовсе заставлял возвращаться назад, чтобы сопоставить особо интересующие эпизоды.
Вопросы возникали редко, ответы на которые глава семейства получал незамедлительно. Единственное, на чём Илья не стал заострять внимание, так это на моментах, касающихся лично его: драки в кафе, избиение в лесу, появление в квартире Жака с охранником и, конечно же, двухнедельный «отдых» в больнице.
Как только Илья закончил говорить, за столом воцарилось молчание.
В течение нескольких минут Николай Владимирович не проронил ни слова. Прибывая в состояния раздумий, он время от времени прикладывался к чашке с чаем, делая это скорее машинально, чем осознанно.
Мать, не зная куда деть руки, а вместе с ними и глаза, только и делала, что переводила взгляд с мужа на сына и обратно, демонстрируя тем самым неспособность контролировать свои эмоции.
Когда пауза абсолютного безмолвия начала подходить к завершению, глава семейства ни слова не произнося, вышел из комнаты.
ebooksa