Французская мелодия

— Я сказал, не надо. Твоё дело — наши с ним отношения. Про остальное забудь. Не твоих и не моих мозгов это дело. К тому же занятие это небезопасное.

От слов таких у Ильи участилось сердцебиение, будто пришёл посмотреть на катание на американских горках и, не ведая как, оказался в одном из вагончиков. Замок щёлкнул, ящик дёрнулся, начав медленно подниматься вверх.

Открой Богданов тетрадь здесь, адреналин хлынул бы в кровь немедля, подчинив себе всё, в том числе и разум.

Зная, что последует, как только начнёт вникать в записи отца, Илья не спешил. И в этом был определённый смысл. Будучи уверенным в том, что вагончик не опрокинется и не сойдёт с рельс, он упивался наслаждением подчинения страха. Мгновение назад тот хватал за горло, и вдруг всё поменялось, покорение ещё одной вершины, пусть незначительной, пусть за счёт мгновения из всех отпущенных человеку жизней, зато какой всплеск эмоций, какой водопад вдохновения!

Ради одного этого стоило жить.

И Богданов — младший жил.

Заглянув отцу в глаза, произнёс: «Будь уверен, не подведу».

С этими словами Илья вышел из комнаты, оставив родителя один на один с воспоминаниями и теми сомнениями, от которых осталась пыль недоверия. Пыль, прожившая четверть столетия, не желающая покидать пристанище даже тогда, когда вокруг всё дышало воздухом новых перемен.

И было это похоже на движение от неопределённости к пониманию, от понимания к цели, от цели к признанию, от признания к вечному огню. И всё это благодаря возложенной судьбой ответственности человека, сумевшего доверить тайну тому, кому предстояло со всем этим жить.

Впервые за все прожитые годы Николай Владимирович ощутил удовлетворение от всего, что удалось сделать. Дом построил, дерево посадил, сына вырастил. Оставалось отдать долг Родине. Слава Богу, этот момент настал!

Передавая эстафету, Богданов — старший был уверен: «То, что когда-то доверил ему Соколов, обрело надёжность в руках сына. Оставалось помочь тому разобраться. Дальше Илья определит сам, с чего начать и чем закончить».

Проводив взглядом сына, Николай Владимирович наполнил до краёв рюмку водкой, перекрестился, чего до этого не делал никогда и, выпив до дна, вздохнул так, будто сбрасывал с сердца камень.

— Мать! — чуть громче, чем обычно произнёс Богданов — старший, зная, что жена отзовётся обязательно. Дождавшись привычного: «Чего, отец?» — улыбнувшись, произнёс: «Давай споём!?»

Глава 11

Наедине с прошлым

Часы показывали четверть одиннадцатого, что по деревенским меркам означало ночь. Но даже столь значимый для дачной жизни фактор нисколько не смутил Илью. Скорее наоборот заставил распахнуть дверь ночного безмолвия, войти в которую мог только тот, кто жил в поисках смысла жизни.

Время для Богданова словно остановилось. Перестав быть всё определяющим, его будто не существовало.

Выключив общий свет и дав возможность насладиться возложенной на неё задаче настольной лампе, Илья расположился в кресле, предварительно выставив вперёд стул, на который намеревался сложить ноги. Сработала привычка — прежде, чем взяться за умственный труд, следует избавиться от физического напряжения.

Первичный осмотр тетрадей не дал ни положительных, ни отрицательных результатов. Обычные, в сорок восемь листов.

«Всего восемьдесят четыре, — подумал Богданов. — Негусто. За столько лет знакомства можно было написать куда больше».