— Вроде того.
Протянув руку, Богданов — старший взял из рук сына тетрадь, глянул, на какой странице тот остановился. С ухмылкой закрыв дневник, отложил тот в сторону.
— Молодёжь, молодёжь! Живёте, будто кино просматриваете. Всё ждёте, чем закончится. А того не понимаете, что серия одна и чем быстрее начнут мелькать титры, тем ближе конец.
Ткнув коленом в ноги сына, да так, что те оказались на полу, Николай Владимирович, направив взгляд на Илью, спросил: «Я тебе для чего дневники дал? Для того чтобы ты через них смог дойти до сути наших с Александром Ивановичем отношений».
Приложив ладонь к груди, Николай Владимирович круговыми движениями помассировал сердце.
— Тебе плохо?
Илья привстал. Не зная, какие следует предпринимать в подобных случаях действия, не на шутку испугался.
— А ты как думаешь? — проведя по лбу рукой, произнёс Владимир Николаевич.
— Может, мать позвать?
— Не надо. От болезни души таблеток пока не придумали.
Понимая — камень брошен в его сторону, Илья не мог осознать, чего добивается отец?
«То, что изучение мною дневников для него являлось ключевым моментом, это понятно. Но в чём моя вина? В том, что принял откровение за лирические отступления? И что в этом плохого?»
— Хорошо! — произнёс Илья, давая понять, что намерен вести себя по-другому. — Допустим, я неправильно себя настроил, ждал одного, получил другое. Если да, почему не объяснить всё словами. Соколов был таким — то таким. Я бы понял, сделал соответствующие выводы.
— Замолчи, — слетевшие с губ отца слова показались Богданову раскатами грома. Таким он его ещё не видел. Глаза выглядели непривычно холодными, лицо будто вылепили из гипса, нос заострился, тело напряглось так, словно готовилось к прыжку.
Взяв одну из тетрадей, Николай Владимирович начал перелистывать страницы. Делал он это с таким видом, словно пытался восстановить в памяти то, что знал наизусть. Проступившее на лице удовлетворение означало: «Слава Богу! Сознание свежо. Нет надобности пичкать себя сомнениями».
Закрыв тетрадь, Николай Владимирович не стал откладывать в сторону, положив на колени, прикрыл рукой. И было в этом что-то от прощения, от успевшей остыть обиды.
Скользнувшая по губам улыбка, прищуренный взгляд, лёгкое поглаживание ладонью по потёртой обложке давали понять, что человек находится в боевой готовности. Оставалось дождаться, когда сын доведёт себя до такого же состояния, и можно будет продолжить разговор.
— Только во время четвёртой встречи начали проявляться контуры наших будущих отношений, — произнёс Николай Владимирович, при этом взгляд его не был направлен в глаза сыну. Он словно отсутствовал вовсе, прибывая в том временном измерении, о котором шла речь.
— На этот раз Александр Иванович больше говорил, чем задавал вопросов. Рассказывал о деде, о прадеде, о том, как когда-то, то ли в шестнадцатом, то ли в семнадцатом столетии, царствующий монарх, оценив труд старшего ловчего, подарил тому то ли перстень, то ли икону.
Про отца упомянул единожды и то вскользь. Однако по тому, как произнёс имя, стало ясно, родитель означал для Александра Ивановича нечто большее, чем просто отец.
ebooksa