Затем я поднялся в комнату к Соне. Она расхохоталась: так неожиданна, так резка была перемена в моей внешности. Как хорошо она рассмеялась, отбросив сильным движением головы обе пышные длинные светло-русые косы за спину! Она всегда напоминала мне черемуху в цвету весной, когда та, разбросав вокруг белоснежные лепестки своего цветения, пьянит воздух крепким, пряным ароматом.
Комнату освещала хилая лампочка-коптилка.
— И вот я уезжаю, — сказал я.
— И вот ты уезжаешь, — ответила она.
Мы сидели молча перед маленьким окошечком, смотря на синий отблеск морозных узоров на стеклах от мигающего света звезды, и я вспомнил, как мы висок к виску лежали в трюме парохода на нарах перед узеньким иллюминатором, как смотрели на однообразный вечный бег волн и не смогли оторваться, и не было слов друг к другу, и еще я вспомнил, как, приехав сюда в июле, когда солнце не заходит и ночью, мы так же молча, подолгу, почти целыми ночами, просиживали у реки, на полях, на опушке тощей низкорослой тундровой рощицы. От незаходящего солнца казалось, что время остановилось, что во всей вселенной прекратилось движение и все навеки застыло. Мной овладевало что-то похожее на ужас. Хотелось уйти от этого солнца, остановившегося на полуночном небе. В комнате я завешивал окна, но в какую-нибудь щель прорывалось длинное сверкающее огненное лезвие луча, и опять пропадало ощущение смены дня и ночи и опять ужасала неподвижность времени.
— А может быть, мне грустно так оттого, что Лефортовский остается с тобою здесь, а не я.
Соня тихонько засмеялась, положила голову мне на плечо, а потом вдруг поцеловала меня в самые губы. Я отстранил ее. Она взглянула на меня и как-то сдавленно сказала:
— Ах, вот что!
Потом сразу вскочила, завернулась в шаль и убежала.
Нашел я ее в своей комнате. Она лежала на моей кровати, спрятавши лицо в подушку, и рыдала. Что же мне сделать и что сказать? В беспомощности я сидел около нее, на краю кровати, без движения, без мысли.
— Уйди, не обижайся на меня. Это пройдет, — сказала Соня.
А у меня как-то вырвалось само собой:
— Соня, я ведь тебе рассказывал про одну девушку, — она сейчас в Москве, я ей пишу, и она мне пишет.
Соня никак на это не отозвалась.
Снизу, из сеней, от лестницы, позвали меня, — это голос жены Потапыча:
— Павел Иванович, запрягли, ждет Потапыч.
— Соня, я ухожу. Запрягли. Соня, меня ждет Потапыч.
Соня поднялась.
— Это все пустое, Павел. Нервы… сама не знаю отчего. Не сердись на меня. Все прошло.
— Неужели мы не увидимся, Соня?
ebooksa