В деревню мы въехали в глухое предутрие. Только в одном окошечке мелькнуло дрожащее пламя лучинки и сейчас же погасло.
Потапыч застучал в широкие, крепкие ворота. Сундук выскочил было из саней поразмяться. Потапыч сердито крикнул:
— Чего сигаешь? Успеешь! Только народ навлекешь. Сиди уж смирно. Не к теще на блины приехал.
Когда мы въехали во двор, Потапыч и сватов сын сейчас же распрягли лошадь, поставили ее под навес, в уголок потеплее, у санок закинули оглобли вверх, а сват закрыл ворота, завалил низ тесовиной-подворотней, под которую не подлезет ни любопытствующий мальчишка, ни собака, ни курица, ни мышонок. Заложил в скобы толстую слегу — засов, припер оба воротища сосновым горбылем и запер ворота на большой замок.
Сундук сказал:
— А ты говоришь, Потапыч, — не к теще на блины. Выходит, вроде все-таки на долгую побывку.
— А говорить-то не о чем, через час рассветать будет. Куда вас отправишь? Пережидать будем до ночи, — рассердился сват.
А наш Потапыч молчал, как виноватый, и старался держаться так, как будто его дело сторона и не он нас привез, а мы его.
Я скоро понял, почему Потапыч обмяк: уж очень суров, жесток был сват, дядя его жены, настоящий северянин, родом из холмогорских крестьянских крепышей.
В сенях попалась нам навстречу красивая молодуха — шарахнулась, скользнула мимо, взглянув мельком с неприятным любопытством, без улыбки. Мы прошли в чистую горницу с кружевными занавесками, с дерюжными половичками, протянутыми дорожкой к киоту в переднем углу. Хозяйка, пожилая, унылая, ввела нас, беспрестанно кланяясь. В глазах ее была какая-то жалость к нам.
— Не нравятся мне люди, — сказал Сундук. — Чего это она нас жалеет? Думает, попали на несговорчивого черта. Ну, и мы сами с усами. Посмотрим.
Нас оставили в горнице одних, и долго никто к нам не шел.
— Что-то долговато советуются наши сваты. Тоже нехороший знак, — затревожился Сундук, но тут же отвлекся, заметил цветок на окне: — Гляди-ка, это столетник у них в горшочке, очень помогает от ран, при порезах; эк куда его занесло, в Беломорье!
Спустя немного времени заявился Потапыч. Он был суетлив и неспокоен.
— А я запряг сызнова. Оборачиваю сию минуту. Затемно бы, до рассвета, домой ввалиться.
— Как же это ты? Не отдохнув? Не кормя? Уморишь лошадь, а все равно не поспеешь. Чего вдруг испугался-то, Тимофей Потапыч? — спросил Сундук.
Потапыч ему не пожелал ответить, а обратился ко мне:
— Давай, что ль, рассчитаемся. Сейчас поеду.
Я достал деньги, вручил их Потапычу молча и отвернулся к окошку.
— Прощай, коли что, — сказал Потапыч.
ebooksa