История христианской церкви от времен апостольских до наших дней

22
18
20
22
24
26
28
30

Рабство также не было забыто. Правда, признав его вполне гражданским институтом, церковь даже сама владела рабами в собственных имениях. Тем не менее, также и в этой области она мало-помалу начинает проводить постепенное преобразование. Освобождение рабов стало рекомендоваться как доброе дело. И проповедь об этом часто стала находить отклик. В этом отношении она повлияла и на законодательство. Уже Константин Великий постановил, что заявление об этом в церкви или за богослужебным собранием в качестве торжественной Manumissio должно иметь правовое действие. Клирики обязаны были освобождать рабов в своем завещании, а в прочее время могли сделать это путем неформального объявления. Церковь дальше стремилась преобразовать отношения между господами и рабами провозглашением идеи о человеческом равенстве и превратить эти отношения из правовых в нравственные. В чисто церковном отношении классовых различий вообще не существовало. Раб получил те же средства благодати, что и господин. Церковное достоинство было доступно тому сколько же, сколько и этому. Напротив, в случае греха как тот, так и этот подлежали одному и тому же наказанию. Наконец законодательство, которое уже с начала императорской эпохи, и именно при философски настроенных императорах II в., впрочем, из чисто гуманных мотивов, стало более благосклонным к рабам, ныне во всех отношениях было продолжено. Особые в этом заслуги стяжали себе два императора. Константин повелел наказывать смертью за умышленное убийство раба. Юстиниан отменил все законные ограничения в отношении освобождения рабов и, уничтожив класс вольноотпущенников, предоставил всем эмансипированным рабам полные гражданские права, а за рабами признал jus connubii, право с согласия господина свободно вступать в брак.

Влияние христианского духа заметно сказалось и в других областях. Первыми христианскими императорами прежний весьма суровый судебный процесс был смягчен и был отменен целый ряд жестоких уголовных кар, особенно клеймение на челе. Смертная казнь через распятие на кресте в течение IV в. во всяком случае вышла из употребления, если только она не была отменена еще Константином. Благодаря тому же императору установилось более человечное отношение к заключенным. Позднейший закон (409 г.) возлагал на епископов обязанность регулярно посещать темницы, чтобы надзирать за обращением с узниками и предотвращать незаконные заключения. Орлеанский собор 549 г. (к. 20) предписал оказывать материальную помощь заключенным в темницах. Епископам вместе с тем давалось богатое поле, чтобы смягчать строгость закона. Подобная же возможность предоставлялась церквам пожалованием права убежища.

Много больше было сделано для возвышения человеческой жизни. Самоубийство в древности было запрещено многими философами. Напротив, другие, например, стоики, допускали не только его возможность, но, смотря по обстоятельствам, прямо признавали его обязанностью, при чем общий образ действий вполне согласовался с этим учением. Христианство по этому вопросу высказалось весьма строго. Августин в своем «Граде Божием» прямо и выразительно доказывает безусловную греховность самоубийства. Брагский собор 563 г. (к. 16) прямо запретил поминать самоубийц при совершении жертвоприношения и постановил лишать их церковного погребения. Еще энергичнее шла борьба против вытравления плода и против выбрасывания и убийства детей. Жар, который церковь развила в этом отношении, относился к самому ее началу, так как уже Дидахе (2, 2) и послание Варнавы (19, 5) содержат соответственные предписания. Ныне ее заботы о попечении детей были поддержаны государственной властью. Полнота власти, которая была римским правом предоставлена отцу и доходила до права жизни и смерти детей, почти исчезла уже в императорское время. окончательно, однако, это было отменено Константином. Совершенное на основании отеческой власти детоубийство было объявлено за «parricidium» (отцеубийство) и каралось тем же наказанием (С. Th. IX, 15, 1). Константином же было запрещено и выбрасывание детей, причем за отказ от прокормления ребенка позднее было наложено особое наказание (С. Th. VIII, 51, 2). С изданием закона практика эта само собою не исчезла. Деятельность в этом отношении была столь же широка, как и возможность осуждения. Наконец по некоторым пунктам, так как здесь шла речь о публичной деятельности, последовал непосредственный результат. Неодобряемая с самого начала лучшими христианами бесчеловечная борьба гладиаторов уже Константином, если не окончательно была запрещена, то прямо порицаема и значительно ограничена воспрещением отправлять на арену преступников (С. Th. XV, 12, 1). Когда монах Телемах в 404 г. поплатился в Риме жизнью за свой жар против кровавых игр, то последние Гонорием были совершенно упразднены (Theod. V, 26).

Что касается, наконец, половой жизни, то античный мир в этом отношении был особенно не безупречен. С самого начала христианской эры в этом происходит решительная перемена. В древности господствовали снисходительные воззрения и практика. Даже противоестественный порок педерастии, особенно в греческом мире, имел самое широкое распространение. Только прелюбодеяние, и то не всегда, вело к строгому осуждению. Да иначе и быть не могло. В мифологии самим богам приписывались безнравственные действия. Многие храмы были форменными местами непотребства, отдельные празднества — публичными оргиями. Едва ли возможно представить по части безнравственности больше, чем тогдашние театральные представления. Христианство в этом отношении сообщило самосознанию высокую нравственность. Церковь выступила как против прелюбодеяния, так и против полового общения неженатых лиц. Грубые проявления порока были остановлены уже первыми христианскими императорами (C. Th. IX, 24, 1–3; XV, 7, 4, 10).

Глава пятая

Церковная наука

§ 74. Общий характер литературы

С победой христианства в начале IV в. патристическая литература вступает в свой цветущий период. Великая богословская борьба свидетельствует о большом духовном подъеме. Во время этого движения выдвинулся целый ряд мужей, наделенных редкими дарованиями и обладавших в полной мере всеми средствами тогдашнего образования. Так как в первую голову выступила защита христианской веры против опошляющего его новаторства, то литература этого периода носит преимущественно догматически-полемический характер. Равным образом разрабатывались и другие ветви теологии. Блестящий полет богословской мысли продолжался до Халкидонского собора. С половины V в. замечается некий упадок, хотя также и позднее не было недостатка в отдельных выдающихся произведениях.

Главными центрами научной жизни на Востоке были Александрия и Антиохия. Оба имени обозначают одинаково важные богословские школы и направления в науке. Различие между ними выступает особенно в области экзегетики. В то время как александрийцы с любовью предавались аллегорическим толкованиям, которые уже раньше в лице Оригена нашли своего решительного и ученейшего представителя, антиохийцы преимущественно занимались историко-грамматическим объяснением Св. Писания. Основание этому направлению было положено еще в конце прошлого периода Лукианом и Дорофеем. Вследствие толчка, данного арианством с его неправильным толкованием основных положений Св. Писания, ныне пришли к полному преобразованию. В Антиохийской школе библейская экзегетика поднялась до уровня истинной науки, тогда как александрийцы при своих односторонних и отчасти прямо неправильных принципах, при всей своей изобретательности и изощрении ума и острословия, не пошли дальше простых попыток и начинаний. Дальнейшая противоположность лежит в христологии и целиком с нею связана. При своем рассудочном и удобопонятном понимании христианства, антиохийцы старались всячески разделить во Христе Божеское и человеческое. Некоторые в этом стремлении зашли так далеко, что подвергли опасности единство Спасителя. Напротив, александрийцы центр тяжести полагали в соединении Божественной и человеческой природы и с течением времени довели это направление до монофизитства.

Пульс научной жизни бился не в одних только вышеназванных двух школах. Более или менее интерес проявлялся во всей церкви. В различных местах мы видим первостепенных учителей церкви. Также Сирия и Армения достойным уважения образом вступают в область христианской литературы.

§ 75. Восточные писатели IV и V вв.

1. Ряд греческих писателей этого времени открывается многоученым отцом церковной истории Евсевием Памфилом, епископом Кесарийским в Палестине († около 340 г). Он славился не только как историк, но и как апологет. Евсевий опроверг возбуждавшие споры среди христиан писания Порфирия и Иерокла. В «Praeparatio evangelica» он подверг разбору основы язычества, а в «Demonstratio evangelica» в особенности доказал преимущества христианства. Будучи, подобно своему старшему другу Памфилу, почитателем Оригена, в богословии Евсевий разделял известного рода субординационализм. Впрочем, на Никейском соборе после некоторого продолжительного колебания он подписал Никейский символ. Позднее Евсевий сблизился с друзьями Ария и сделался ярым противником никейцев, особенно епископа Маркелла Анкирского, против которого он выступил в двух своих сочинениях (Contra Marcellum, De eccles. theologia).

Если Евсевий был, по крайней мере, скрытым врагом никейской веры, то, напротив, главным ее поборником был его младший современник великий Афанасий († 373 г.). Борьба с арианским лжеучением сделалась целью его собственной жизни. Диаконом он вел ее на Никейском соборе. Заняв Александрийскую епископскую кафедру (328 г.), Афанасий с великим жаром продолжал ее в полном сознании своей великой ответственности. Ни страдания, ни насилие, ни пятикратное изгнание не заставили его отказаться от своего убеждения. Этой борьбе он посвятил не только свою жизнь, но и большую часть своей писательской деятельности. Главной догматической работой Афанасия являются «Orationes IV contra arianos», вернее, первые три речи, так как подлинность четвертой в новейшее время сомнительна. Другие его сочинения были названы нами в истории арианских споров.

Подобно Афанасию, также и три каппадокийца главной задачей своей жизни ставили опровержение арианства и учения пневматомахов. Этим одним, однако, их литературная деятельность не исчерпывалась. Василий Великий, архиепископ Кесарии-Каппадокийский (370–379 гг.) равным образом славится как экзегет и как основатель, и ученый защитник монашества. Заслуживают упоминания его сочинения против Евномия, о Святом Духе, проповеди о Шестодневе, монашеские правила и многочисленные послания. Григорий Назианзин, друг Василия Великого († около 390 г.), возведенный им в епископа Сазимского, приобрел известность как оратор и стихотворец. Между его проповедями преимущественное положение занимают пять богословских речей, сказанных Григорием в Константинополе во время его кратковременного управления этой церковью (379–381 г.) в защиту Божества Сына и Святого Духа и снискавших ему название Богослова. Среди его посланий по своему догматическому значению выделяются два послания к Кледонию. Третьему каппадокийцу епископу Григорию Нисскому († около 395 г.), брату Василия мы, кроме многих проповедей и посланий, обязаны целым рядом экзегетических и аскетических писаний, важнейшим из которых являются две крупных работы против Евномия и Аполлинария, «Orario catechetica magna», преимущественно догматическое исследование, и наконец увлекательная беседа со своей сестрой Макриной о душе и воскресении. Главной его силой была спекулятивная мысль.

Дальнейший великий учитель церкви Иоанн Златоуст из Антиохии стяжал себе громкую славу преимущественно как проповедник. Большую часть его многочисленных сочинений представляют проповеди. Одни из них догматико-полемического и моралистического содержания, другие содержат объяснение Святого Писания, третьи представляют проповеди на праздники Господни и святых, наконец четвертые посвящены некоторым важным событиям (проповеди о статуе). После 12-летнего пресвитерства в Антиохии, возведенный на Константинопольскую епископскую кафедру (398 г.), Иоанн вследствие конфликта своего с епископом Феофилом Александрийским и императрицей Евдоксией (§ 5) окончил жизнь свою в изгнании в понтийском селении Команах.

В сравнении с вышеназванными другие отцы церкви IV в. являются светилами второй величины. Впрочем, некоторые по своему значению немного отстают от них. Епископ Кирилл Иерусалимский († 386 г.) оставил нам огласительные слова (катехезы), составленные им в бытность свою священником в Иерусалиме и представляющие учительные положения как по вопросам всего христианского вероучения, так и по поводу крещения и евхаристии, известным образом догматику. Дидим слепой († 395 г.), который, несмотря на то, что ослеп четырехлетним ребенком, сделался наставником Александрийской катехизаторской школы и одним из ученейших людей своего времени. От него мы владеем сочинениями «De trinitate» (не в полном виде), «De spiritu sancto» (в переводе Иеронима) и некоторыми другими, находящимися в книгах IV–V труда Василия Великого против Евномия и, наконец, в извлечении работой «De dogmatibus или De sectis». Так как он заимствовал из Оригена учение о предсуществовании и апокатастазисе, то позднее Дидим вместе с ним был предан анафеме (553 г.). Епифанию Саламинскому на Кипре († 403 г.) мы обязаны в его «Panarium» полным описанием всех ересей с самого древнего времени. Работа эта, несмотря на некоторую недостаточность критики, представляет большую ценность вследствие массы сообщаемых в ней сведений. Из других работ его более замечательной является «Ancoratus», изложение учения о Троице. Макарий Магнезийский под заглавием «Apocritica» написал защиту христианства против языческих полемистов, вероятно, Порфирия. Епископ Диодор Тарсийский († 394 г.), ранее монах и Антиохийский пресвитер, и его ученик, епископ Феодор Мопсуетский, создали славу антиохийской экзегетической школы. Вследствие возведенного на их обвинения в создании собственно несторианского лжеучения почти все их сочинения были уничтожены. От Феодора остались только комментарии на малых пророков, на Евангелие от Иоанна (в сирийском переводе, изд. Chabot, 1897 г.) и на Павловы послания (в латинском переводе).

Около 400 г. Появились в Сирии путем переработки более древних сочинений так называемые Апостольские постановления. В основу первых шести книг положена «Дидаскалия апостолов», в основание 7-й — «Дидахе». Главным содержанием 8-й являются литургия и каноны святых апостолов. Подобно составляющим их основным памятникам, но только в более обширном объеме, сами апостольские постановления представляют церковный устав; редакция, вернее, разработка исходит от Римского Климента. Составитель ее, по-видимому, тождественен с автором более обширной редакции Игнатиевых посланий. Во всяком случае, он жил в одно и то же время и в одной и той же стране (§ 37) и во многом с ним соприкасается, а если это так, то Псевдо-Климент принадлежал к кругу аполлинаристов, богословие и христология которых несомненна у Псевдо-Игнатия. Сочинение это, как поврежденное де еретиками, было исключено из церковного обихода Трулльским собором 692 г. (к. 2), хотя и после этого пользовалось большим уважением. Но с другой стороны, по крайней мере, в основе своей этому сборнику тем же собором было приписано апостольское происхождение. Наконец апостольские каноны, заключительная часть сочинения, была прямо принята в канон Халкидонским собором.

Восьмая книга апостольских постановлений подверглась новой переработке и уже из этого писания, от которого мы владеем только извлечениями, возник коптский, арабский и эфиопский, а также, отчасти, дошедший и на латинском языке, так называемый египетский «Kirchenordnung». На основании этого сочинения перед исходом V в. был создан сначала опубликованный только на сирийском языке «Testamentum Domini nostril» (ed. Rahmani 1899) и затем «Canones Hippolyti», доселе опубликованные только по-арабски, хотя имеющиеся и в эфиопском переводе.

IV веку, но не ранее, принадлежит переработка еще одного родственного сочинения, так называемых «Apostolische Kirchenordnung (Canones ecclesiastici apostolorum)», в основе своей покоящегося на древнейших писаниях, как-то: первая часть на «Дидахе».

Амфилохий Иконийский (394–403 гг.), тесно связанный с тремя великими каппадокийцами, насколько известно, был первый, кто применил выражение «единый Бог, познаваемый в трех Лицах», как тринитарный термин. Доселе он не нашел еще настоящей оценки, хотя дошедшие до нас под его именем гомилии признаны неподлинными.