Если доселе у Готтшалька были только враги, то ныне выступили скорее благочестивые, чем ученые люди за него и за его учение. Тот прием, которым Гинкмар Реймский в своей работе «Ad reculusos et simplices» оспаривал воззрение его о предопределении к смерти, побудил одного монаха по имени Ратрамна Корбиесского выступить на защиту этого учения. Когда Гинкмар возбудил вопрос о предопределении, то аббат Серват Луп Феррьерский и епископы Пруденций Тройесский, Венилон Сенский и Ремигий Лионский высказались за двойное предопределение и частное спасение Божие, другими словами, значит против всеобщности спасения. А так как изложенные воззрения вскоре были запечатлены в соборных постановлениях Гинкмаром на соборе Киерсийском 853 г., а его противниками на соборах Валенсском 855 г. и Лангресском 859 г., то спор вследствие этого только распространился и усилился. На французском национальном соборе в Савониере у Туля (859 г.) явилась опасность столкновения двух теорий. По предложению архиепископа Ремигия Лионского решили отложить дело до ближайшего собора, а на соборе в Туси в 860 г. хотя и не без споров пришли, наконец, к соглашению и к заключению мира. Вопрос о предопределении все же оставался не решенным. Впрочем, воззрение Гинкмара Реймского постепенно стало брать перевес. В соборном послании, им составленном, высказывалась идея всеобщей воли Божией о спасении и о всеобщности спасения.
§ 93. Споры о евхаристии
1. Изречение Господа «ядущий Мою Плоть и пьющий Мою Кровь» доселе принималось просто верующими душами. В IX в. таинство сделалось предметом ученого исследования. Монах Пасхазий Радберт Корбьесский составил сочинение «De corpore et sanguine Domini» (831 г.). Позднее, сделавшись аббатом своего монастыря, он вновь переиздал его с посвящением Карлу Лысому (844 г.). Главное положение гласит: «в евхаристии, хотя и sub figura panis et vini, поистине содержится Тело и Кровь Христовы, и именно „non alia plane caro, quam quae nata est de Maria et passa in cruce et reserrexit de sepulcro“» (с. 1). Он высказывал здесь веросознание церкви. Но упирая слишком сильно на тождественность исторического и евхаристического Христа, не обращая должного внимания на формы явления, а также создавая своими выражениями, оборотами и особо чудесными рассказами благоприятную почву для кафарнаитских или грубо чувственных представлений, Пасхазий возбудил против себя массу возражений. В одном письме к аббату Эгилию Прюмскому Рабан Мавр прямо заявил, что только naturaliter или по существу, но не specialiter или в форме явления действительное Тело Христово и евхаристическое являются единым. Ратрамн, исследовавший по поручению Карла Лысого этот вопрос, в своем сочинении «De corpore et sanguine Domini» это различие выразил настолько сильно, что в новейшее время высказывают даже предположение, что присутствие Христа в евхаристии он представлял только духовным. Предположение это, впрочем, ни на чем не основанное. Вот философ Скотт Эригена, тот, по свидетельству Гинкмара Реймского, действительно говорил только о голой memoria veri corporis et sanguinis Christi в различных местах своих сочинений. Нечто подобное предполагали и некоторые другие; так, из письма Радберта к Фрудигару и из его толкования Евангелия Матфея явствует, что он вместо «vera caro et verus sanguis» говорил о «quaedam virtus catnis et sanguinis». Напротив, иные вполне отрицали образность Евхаристии. Вследствие этого они думали, что подобно всякой пище Св. Дары подлежат действию пищевания. С XI в. направление это стало именоваться стеркоранизмом.
2. Таинство Евхаристии продолжало занимать умы и в последующее время. В Х в. высказывались более правильные воззрения. Напротив, в XI в. снова пришли к более грубым представлениям. Одна противоположность порождала другую. Схоластик Беренгар Турский против учения Радберта присоединился к мнению Скотта Эригены. Несмотря на предупреждения своих друзей, особенно схоластика Адельмана Лютихского, Беренгар немедленно стал нападать на иные воззрения. Он сильно порицал их в своем письме к аббату Ланфранку Беккскому. Этим Беренгар вызвал ожесточенную борьбу, тогда как доселе разговоры велись в границах ученого исследования. Соборы Римский и Верчелльский (1050 г.) осудили его мнение. Собор Парижский (1051 г.) грозил ему и его сторонникам смертью. Собор Турский под председательством Гильдебранта успокоился на своем разъяснении, что хлеб и вино алтаря после освящения становятся Телом и Кровью Христа. Латеранский собор 1059 г. формулировал это следующим образом: «Verum corpus Domini sensualire, non solum sacramento, sed in veritate minibus sacerdotum tractari, frangi et filelium dentibus atteri». Несмотря на ее грубо чувственное содержание Беренгар из опасения перед собором все же принял эту формулу. Десятилетие спустя он, однако, вмешался в борьбу против собора и против составителя этой формулы кардинала Гумберта и после того, как здесь выступил Ланфранк с сочинением «De corpore et sanguine Domini adv. Bereng», он написал книгу «De sacra coena», которая повела к дальнейшим изысканиям. Спор продолжался еще три столетия.
§ 94. Спор по поводу Фотия и вопрос о четвертом браке. Восьмой Вселенский собор 869–870 гг
1. Едва улегся спор об иконах, как в Греческой церкви возникли новые смуты. Когда умер патриарх Мефодий Константинопольский, на кафедру был посвящен монах Игнатий, сын императора Михаила Рангаба (846 г.). Это был человек высоких добродетелей и благочестия. Положение его было, однако, весьма затруднительно, так как ему приходилось бороться не только против своеволия епископов и монахов, но и против коварного и порочного двора. Когда все его просьбы и увещания прекратить кровосмесительную связь со своей невесткой остались безрезультатными, то Игнатий на Крещение 857 г. не дал причастия Варде, брату императрицы Феодоры. Так как император Михаил III Пьяница сложил с себя уже давно все бремя правления государством, то Варда фактически являлся правителем империи. Эта смелость стоила Игнатию патриаршей кафедры. Дело в том, что несколько месяцев спустя Варда посоветовал императору Михаилу отправить в монастырь свою мать и сестер, чтобы они не мешали ему более в его распутстве. Игнатий должен был для них освятить покрывала. Так как последний отказался, то он был обвинен в солидарности с монахом Гебоном, который в качестве мнимого сына Феодоры от ее первого брака произвел мятеж. Следствием этого явилась ссылка Игнатия на остров Теребине.
Вскоре после этого состоялись выборы и был избран Фотий (857 г.), величайший ученый своего века (§ 106). Он, однако, не получил общего признания. Некоторые епископы с Митрофаном Смирнским во главе отвергли его, а если позднее и перешли на его сторону, то только под тем условием, если Фотий признает своего предшественника невиновным и не допустит, чтобы против него было что-либо предпринято. Когда же спустя некоторое время это обещание было взято обратно и вслед за этим последовало низложение Игнатия, то раскол возобновился с новой силой. Митрофан и его сторонники провозгласили анафему на своем соборе в церкви св. Ирины над не сдержавшим слова патриархом, а этот последний, со своей стороны, на соборе в церкви св. апостолов отлучил и низложил своих противников.
Ниспровержение Игнатия произвело глубокий раскол в недрах греческой церкви. Соответствующим образом это отразилось на отношениях Востока к Западной церкви. Рим тем менее мог согласиться на признание Фотия, что против его назначения, кроме вышеприведенных, можно было привести еще некоторые основания, которые хотя и были с давних пор в пренебрежении у греков, все же не должны были быть совершенно игнорированы. Так как Фотий был мирянин, то его возвышение совершилось вопреки 10 канону Сардикского собора. Затем — в посвящении Фотия принимал участие епископ Григорий Асбест Сиракузский, не имевший на это права, так как, будучи низложен Игнатием, он хотя и принес на это апелляцию в Рим, но не был еще там реабилитирован. По приглашению императора, сообщавшего о новом патриархе, а также о новых происках иконоборцев (859 г.), в Константинополь были отправлены папские легаты. На новом Великом соборе в Константинополе последние, превысив свои полномочия, высказались за Фотия и подтвердили низложение Игнатия (861 г.). Тогда сам Николай I на Римском соборе высказался против этого своеволия и приговорил участников его к низложению, а в случае упорного удержания своих должностей и к анафеме (863 г.). Декрет этот не был уважен. Напротив, когда папа позднее пригласил обе стороны в Рим для расследования дела (865 г.), то Михаил дал ему самый оскорбительный ответ. Масла в огонь подлило последовавшее в ближайшие годы обращение болгар к Римской церкви. Тогда Фотий вступил уже в открытую борьбу. В своем послании он выступил с обвинением против дисциплины и веры Западной церкви, как то: пост в субботу, употребление в пищу молочных продуктов на первой неделе Великого поста, целибат, непризнание совершенного священниками миропомазания греков и Fliloque. Им же Фотий приглашал восточных патриархов на собор в Константинополь. Последний состоялся в 867 г. и низложил Николая.
2. Фотий мог думать, что ныне он расквитался со всеми своими противниками. Но триумф был непродолжительный. Еще в том же году, когда он выступил против Николая, трон занял Василий Македонянин, годом раньше, по устранении Варды, возведенный Михаилом III в кесаря. Политическая перемена сопровождалась церковной. Через несколько дней после коронования нового императора Фотий был заключен в монастырь, а Игнатий восстановлен в своих правах. О ближайшем изменении обстоятельств было сообщено апостольскому престолу. Адриан II, в том же году приемствовавший Николаю, или, вернее, Римский собор 869 г. постановили: собор 867 г. приравнять разбойничьему Ефесскому собору, а акты его предать сожжению; Фотию, новому Диоскору, провозгласить анафему, прочих членов собора низложить и в случае их упорства исключить из церковного общения. Для приведения в исполнение этого решения на Восток отправлены были легаты. При таких обстоятельствах в 869–870 гг. в Константинополе состоялся новый собор, так называемый на Западе Восьмой Вселенский. Но он не водворил мира в византийской церкви. Фотий и большая часть его приверженцев отказалась подчиниться. Да и обстоятельства в сущности продолжали оставаться прежними. Только роли переменились. Так как собор в ближайшем заседании решил снова присоединить болгар, снисходя к их просьбе, к Константинопольскому патриархату, то отношения с Римом опять обострились. Папские легаты протестовали против этого акта. Иоанн VIII потребовал тогда под угрозой анафемы и низложения от Игнатия возвращения этой провинции.
Когда послание это было получено в Константинополе, то здесь уже последовала новая перемена. Фотий во второй раз занял епископскую кафедру. Незадолго до того император вернул ему свое расположение и вверил воспитание своих сыновей. Когда Игнатий умер (877 г.), то Василий Македонянин нарек Фотия его преемником в надежде этим путем водворить церковный мир в империи. Назначение это, однако, противоречило постановлению Восьмого Вселенского собора. Отсюда обстоятельства не только не сделались лучше, но, напротив, стали гораздо хуже сравнительно с тем временем, когда жил правомерный владетель кафедры и права его уважались. Ныне Фотий, впрочем, уже в широких кругах церкви, также и у восточных патриархов, получил общее признание. Приняв в соображение изменившиеся обстоятельства, папа Иоанн VIII отправил вновь в Константинополь легатов, под тем условием, что новый патриарх на предстоящем соборе переменит свое поведение, возвратит Болгарию и примирится с игнатианами. Собор состоялся в 879–880 гг. Относительно Болгарии было решено обратиться к самому императору (§ 83). Фотий, впрочем, вполне был удовлетворен в своих желаниях. Первое заседание собора признало его с самого начала за правомерного епископа, а отсюда низложение его было объявлено незаконным. Вследствие этого настоящий собор занял противоположную позицию в отношении к так называемому Восьмому Вселенскому собору, не получившему вообще признания на Востоке. В двух последующих заседаниях (VI и VII), в связи с рассмотрением вопроса о Filioque, был утвержден никеоцареградский символ и всякая прибавка к нему осуждена. В свое время Иоанн VIII не мог сделать патриарху своего представления по поводу его поведения. Но его преемник Марин I снова возгласил ему анафему. При таких обстоятельствах Фотий опять, со своей стороны, возобновил свою полемику против Западной церкви. Господство его, однако, продолжалось недолго. Лев VI Мудрый (Философ)) вскоре после восшествия своего на престол опять сослал его в монастырь. Патриаршую кафедру он предоставил своему брату Стефану.
3. В управление нового государя Византийская церковь не успокоилась. Едва только стал утихать раскол между партиями игнатиан и фотиан, как возникло нечто подобное в церкви, вследствие вступления императора Льва в четвертый брак (906 г.). Так как этот поступок императора шел в разрез не только с церковными постановлениями, но и византийскими государственными законами, то патриарх Николай Мистик отлучил его от церкви. Следствием этого было низложение Николая и возведение на патриаршую кафедру Евфимия. Однако часть клира и народа оставалась верной прежнему патриарху. Напротив, когда Николай снова был возвращен на кафедру, то в подобном положении оказался Евфимий со своими сторонниками (911 г.). Раскол или спор по поводу четвертого брака продолжался до полвины Х в., когда имя Евфимия было внесено патриархом Полиевктом снова в церковные диптихи.
§ 95. Окончательный разрыв между Востоком и Западом
Когда Фотий во время своей борьбы указал существующие между Востоком и Западом отличия, то он заложил основание к разрыву между обеими церквами. Нужно было только воскреснуть тому духу честолюбия и враждебности, который в особенностях латинской церкви видел отклонение от апостольского предания, чтобы церковное общение снова было поставлено на карту.
Мирные отношения между Востоком и Западом продержались некоторое достаточно продолжительное время. Правда, в конце Х в. это настроение довольно резко переменилось при патриархах Сисинии и Сергии. Впрочем, Евстафий (1019–1025 гг.) опять восстановил дружественные отношения с Римом, потому что он мирным путем желал добиться признание Константинопольской церкви в своем округе такой же Вселенской, как Римская во всем христианстве. Так как попытка эта вследствие всеобщего возмущения на Западе потерпела неудачу, то его второй преемник патриарх Михаил Керулларий решил во что бы то ни стало настоять на своем. В 1053 г. латинские церкви в Константинополе были внезапно закрыты. По монастырям был издан приказ немедленно ввести греческий ритуал. А так как монахи отказались исполнить это, то они, как азимиты (опресночники), были преданы анафеме. Сакелларий Никифор при этом зашел так далеко, что он истоптал ногами латинскую остию, так как она была приготовлена не из квасного хлеба. Одновременно с этим против латинян выступил литературно архиепископ Лев Охридский. В окружном послании к епископу Иоанну Транийскому в Апулии он объявлял латинян полуиудеями и полуязычниками, так как они соблюдают предписание об опресноках и субботе, употребляют в пищу удавленину с кровью и не исполняют во время постов аллилуи. Монах Никита из Студийского монастыря поднял вопрос о целибате и других отклонениях.
Обвинения эти не могли быть оставлены без опровержения. Умный, но запальчивый ответ восточным дал епископ-кардинал Гумберт Сильва Кандида. Он не только отбил нападение, но и сам перешел в дальнейшее наступление. Он оспаривал существующий на Востоке священнический брак, как николаитскую ересь, обвинял греков в македонианстве за то, что они из символа выкинули Filioque и т. д. Когда Лев IX отправил легатов в Константинополь, то Михаил Керулларий не допустил их даже до начальных переговоров. Вследствие всего этого легаты летом 1054 г. провозгласили анафему над патриархом, Львом Охридским, Никифором и их единомышленниками. Этим путем они надеялись добиться или уступки, или падения своих противников. В самом деле император Константин Мономах, как раньше, так и теперь был боле склонен к миру. Но патриарх уперся на своем, а так как он на свою сторону склонил народ, то и оказался в конце концов победителем. Собранный им собор повторил манифест Фотия к восточным епископам с обвинениями против Запада (стр. 245) и провозгласил отлучение всем латинянам. Патриарх Петр Антиохийский убеждал Михаила восстановить единение с Западом. Просьба его осталась безуспешной. А так как Петр ожидал также и со стороны западных оставления своей практики по спорным пунктам, то его старания остались без всяких последствий. Разрыв совершился, причем пример Константинополя быстро нашел последователей в прочих восточных патриархатах. Даже скорое падение Михаила (1059 г.) ни в чем не изменило дела. Будучи чрезвычайно высокого мнения о своей собственной ортодоксии, греки не чувствовали ни малейшего желания вступить в общение с латинянами.
Глава четвертая
Церковное устройство
§ 96. Архидиаконы, деканаты, собственные церкви (Eigenkirchen), зендгерихты, каноникаты
1. В сравнении с епископскими округами Римской империи, епископские провинции во Франкском государстве и в других ныне принявших христианство странах отличались значительно большим размером. Вследствие этого управлявшие ими епископы нуждались в помощниках, которых в первое время и обрели в лице хорепископов. Последние визитировали известные вверенные им отделы и исполняли подлежащие функции, как то: обучение духовенства, надзор за дисциплиной и т. д. Когда же хорепископы вследствие выступившего против них около половины IX в. всеобщего неодобрения, особенно явно сказавшегося сначала на Парижском соборе 849 г., а затем у Лжеисидора, сперва во Франции, а затем также и в Германии, всюду пали, то вместо них для епископских функций выступили архидиаконы, получившие отсюда во многих местах название хорепископов. Так явились архидиаконы или особые отделы. Хотя и раньше они существовали во многих местах, особенно во Франции, но в это время отделы эти получили особое развитие. Акты, согласно которым учреждение их относится к епископу Геддону Страсбургскому, не подлинны. Архидиаконаты, в основание которых в общем было положено деление по округам, сами в свою очередь распались на более мелкие районы, по своим предстоятелям названные архипресвитерами или деканатами.
2. По германскому праву, церкви, сооружаемые земельными собственниками на свой счет и на своей земле, наравне с последней стали считаться их полной собственностью. Как ныне это установлено, такие институты во Франкском государстве назывались Eigenkirche, собственными церквами. Основатели их могли распоряжаться ими, как своей собственностью, а также имели право по своему желанию определять и отрешать от должности находившееся при них духовенство. После смерти последнего они стали с течением времени присваивать в свою пользу все или части принадлежавшего им имущества (называемого позднее jus spolii), а при вакантности места притязали на получение соответствующей части дохода (начало так наз. права регалии). Подобным образом обстояли дела в церквах, сооруженных или поддерживающихся мирянами (§ 98). Целым рядом соборов церковь постаралась укрепить положение духовенства в соответственных церквах, а также, значит, и самое себя, поставив в зависимость от согласия епископа определение и удаление духовных лиц этих церквей. Этим было положено начало превращения надлежащих полномочий в патронатское право, получившее в ближайший период вследствие спора за инвеституру самую точную регламентацию.
ebooksa