Даниэль Деронда

– В таком случае почему она оставила сцену? – продолжала сомневаться леди Пентрит. – Я слишком стара, чтобы верить в то, что кто-то добровольно отказался от блестящей карьеры.

– Ее голос недостаточно силен для сцены. Он прекрасно звучит в гостиной. Те, кого устроило мое исполнение песен Шуберта, придут в восторг от ее интерпретации, – пояснил Деронда, взглянув на миссис Рэймонд. – Думаю, что она не откажется выступать на частных вечерах и концертах. Для этого ее голос прекрасно подходит.

– Как только вернемся в город, я непременно приглашу ее выступить в своем салоне, – заключила леди Мэллинджер. – Тогда все вы увидите и услышите это чудо. Пока я не могу о ней судить, однако доверяю рекомендации Даниэля. Хочу, чтобы мои девочки учились у той, кого он так самозабвенно хвалит.

– Это благотворительное мероприятие? – осведомилась леди Пентрит. – Терпеть не могу благотворительную музыку.

– Это благотворительность по отношению к тем, кто желает услышать образцовое женское пение, – невозмутимо сообщил Деронда. – Услышав исполнение мисс Лапидот, – обратился он к Гвендолин, – вы скорее всего откажетесь от намерения навсегда бросить музыку.

– Предпочитаю остаться при своем решении, – гордо ответила Гвендолин. – Я не испытываю желания заставлять других наслаждаться моим посредственным пением.

– Совершенство в чем бы то ни было рождает стремление попробовать самому, – возразил Деронда. – Я могу смириться с мыслью о никчемности собственного исполнения, однако мир стал бы куда скучнее и печальнее, если бы считал никчемной саму музыку. Мастерство дарит вдохновение жизни и творчества, так как открывает духовное богатство человечества.

– Но если мы не в силах ему подражать, наше существование становится еще более унылым, – заметила Гвендолин.

– Полагаю, все зависит от точки зрения на этот предмет, – продолжил Деронда. – Если бы мы получали удовольствие только от собственных успехов, жизнь стала бы намного беднее. Большинство из нас вынуждены заниматься искусством исключительно для себя, чтобы научиться понимать совершенное исполнение и наслаждаться талантом немногих избранных. На мой взгляд, мисс Лапидот – одна из таких избранных.

– Должно быть, она очень счастлива, – не скрывая сарказма, проговорила Гвендолин и многозначительно посмотрела на миссис Рэймонд.

– Не знаю, – ответила леди. – Прежде чем делать выводы, надо узнать о ней побольше.

– Должно быть, она испытала глубокое разочарование, когда выяснилось, что ее голос не годится для сцены, – сочувственно вставила мисс Фенн.

– Полагаю, ее лучшие годы уже позади, – прогудела леди Пентрит.

– Напротив, мисс Лапидот еще не достигла зенита своего развития, – возразил Деронда. – Она очень молода: ей нет и двадцати.

– И очень хороша собой, – добавила леди Мэллинджер, искренне желая помочь. – К тому же обладает прекрасными манерами. Жаль только, что она слепо предана иудейской вере. Но пению это помешать не может.

– Что ж, если голос вашей протеже слишком слаб, чтобы много кричать, посоветую леди Клементине нанять ее для моих девяти внучек, – заявила леди Пентрит. – Надеюсь, ей удастся убедить восемь из них не петь нигде, кроме как в церкви. Считаю, что в наши дни многим девушкам следовало бы учиться не петь.

– Я свой урок уже получила, – заметила Гвендолин, обратившись к Деронде. – Как видите, леди Пентрит на моей стороне.

В эту минуту в гостиную вошел сэр Хьюго в сопровождении других джентльменов, включая Грандкорта, и, остановившись возле низкого чайного стола, осведомился:

– Что проповедует вам Деронда, леди? Явился потихоньку, один, и пытается втереться в доверие?

– Пытается доказать, что некая темная лошадка лучше любой знаменитости, – ответила леди Пентрит. – Хорошенькая молодая еврейка якобы поет так, что способна поразить непросвещенную молодежь. Но нас с вами, слышавших Каталани[43] в ее лучшие годы, поразить не так-то просто.