Даниэль Деронда

– Картина достаточно пикантная, – продолжил мистер Вандернодт. – Грандкорт между двумя огненными женщинами. Только представьте их встречу! Грандкорт вроде нового Ясона: интересно, какую роль он для себя выберет? Думаю, что в лучшем случае роль собаки. Так и слышу, как Ристори его призывает: «Ясоне! Ясоне!» Эти красавицы, как правило, завоевывают сердца дураков.

– Полагаю, Грандкорт способен кусаться, – возразил Деронда. – Он далеко не дурак.

– Нет-нет, я говорю о Ясоне. Грандкорта я понять не могу. Одно несомненно: он парень умный, да и собой недурен. Если он получит все эти поместья, то непременно их поделит, и всем хватит. Эта девушка, чья семья, кажется, окончательно обнищала, должна радоваться тому, что получила такого состоятельного мужа. Не хочется строго судить человека, попавшего в такой переплет, но Грандкорту следовало бы вести себя более любезно. Вчера вечером я начал рассказывать ему отличную историю, так он просто молча встал и вышел. Я был готов догнать его и побить. Как по-вашему, это невнимание или оскорбительное высокомерие?

– О, скорее всего и то и другое. Обычно он соблюдает правила приличия, но редко кого-либо слушает, – ответил Деронда и, немного помолчав, добавил – Полагаю, в вашем рассказе о леди из Гэдсмера присутствует доля преувеличения или неточность.

– Ничего подобного, можете поверить. В последнее время они вели себя тихо, и люди забыли об этой истории. Но гнездо действительно существует, а в нем сидят птенцы. Мне известно, что Грандкорт регулярно туда ездит. Впрочем, это никого не касается. Этот роман давно погрузился на дно.

– Тем более удивительно, что вам удалось так много о нем разузнать, – сухо заметил Деронда.

– О, в свое время скандал вызвал немало шума, но ведь подобные истории быстро попадают в архив – как старые письма. А мне они интересны. Хочу знать современные сплетни, а не допотопные легенды. Эти педантичные ребята делают себе имя какой-нибудь небольшой интрижкой с Семирамидой[41] или Нитокрис[42], а потом все стихоплеты, большие и малые, слагают о них поэмы. Однако похождения мумий меня не интересуют, хотя интересуют вас. Вы – человек истории, а потому любите женщин с похожим на тряпку лицом и торчащими наружу костями. Такая картина льстит вашему богатому воображению?

– Что же, если любовь принесла страдания, то приятно осознавать, что она наконец обрела покой.

– Ах, вы явно думаете о Медее.

Деронда тоже заинтересовался современной сплетней, но понял, что мистер Вандернодт больше ничего не знает, и направился к огромным, великолепным в зимней наготе дубам.

С детских лет, когда пытался раскрыть тайну своего рождения, Даниэль никогда, пожалуй, с таким любопытством не подбирал вероятных объяснений чужим поступкам, как сейчас, анализируя замужество Гвендолин. Эта непризнанная связь Грандкорта – могла ли она узнать о ней и в ужасе отказаться от брака, но потом изменить решение под давлением обстоятельств? Деронда помнил каждое произнесенное Гвендолин слово, и сейчас в некоторых высказываниях ему почудилось ее признание в дурном поступке, в причиненной кому-то обиде. Собственный болезненный опыт обострил восприятие несправедливости по отношению к непризнанным детям и их матери. Что, если под счастливой маской миссис Грандкорт скрывалось двойное, если не тройное, горе: чувство вины, разочарование, ревность? Деронда попытался вспомнить все малозаметные проявления чувства вины и готов был судить ее мягко, прощая и жалея. Казалось, он получил ключ к душе Гвендолин и теперь мог правильно понять многие ее речи. В какую глубокую пучину несчастья погрузилась юная особа, соединившая молодые надежды со старыми секретами! Теперь Деронда ясно понял, почему сэр Хьюго ни единым словом не обмолвился об этой истории, а образ миссис Глэшер немедленно и болезненно напомнил о его собственном тайном рождении. Гвендолин, знавшая об этой женщине и ее детях, но все-таки вышедшая замуж за Грандкорта и казавшаяся довольной, стала бы для Деронды самым мерзким существом, однако Гвендолин, страдающая от мучительных угрызений совести, вызывала горячее сочувствие. Если так, она вполне разделяла его взгляды на трудности жизни, о которых женщины редко способны судить справедливо или великодушно. Для Гвендолин ничего не было легче, чем видеть, что, женившись на ней, Грандкорт вступил на праведный путь, в то время как миссис Глэшер воплощала оставленный им в прошлом грех.

Деронда все более думал о переживаниях Гвендолин, особенно благодаря ее особой манере общения с ним. Вряд ли кто-то из мужчин или женщин смог бы остаться бесчувственным к столь притягательному обращению. Интерес к Гвендолин изменил свой характер: он перестал видеть в ней кокетку, расставляющую ловушки с целью заманить его в вульгарный флирт, и решил, что больше никогда не станет избегать бесед с ней наедине.

В сумерках он отвязался от мистера Вандернодта и спрятался в укромном уголке сада. Однако для того, чтобы обдумать положение и душевное состояние Гвендолин, а также принять решение больше не сторониться ее общества, хватило получаса, после чего Даниэль вспомнил, что в это время Гвендолин должна пить чай в гостиной вместе с другими дамами. Предположение оказалось верным: Гвендолин сначала не хотела покидать своей комнаты раньше четырех часов, однако поняла, что, сидя взаперти, упускает случай видеть Деронду и говорить с ним. Поэтому она привела себя в порядок и спустилась в гостиную с твердым намерением вести себя любезно. На чаепитие собрались только дамы, и леди Пентрит развлекала компанию описанием нравов эпохи Регентства и нарядов образца 1819 года, когда она дебютировала. В эту минуту в комнату вошел Деронда.

– Можно посидеть с вами? Или лучше отправиться на поиски остальных? Полагаю, все мужчины спрятались в бильярдной.

– Нет-нет, останьтесь, – приказала леди Пентрит. – Бедняжки уже устали от меня. Давайте послушаем, что расскажете вы.

– Положение достаточно затруднительное, – заметил Деронда, придвигая стул к чайному столу и устраиваясь возле леди Мэллинджер, и добавил, обращаясь к ней: – Пожалуй, я воспользуюсь возможностью поведать о нашей певице. Конечно, если вы еще этого не сделали.

– А, маленькая иудейка! – воскликнула леди Мэллинджер. – Нет, я о ней не упоминала. Мне и в голову не пришло, что кто-то из присутствующих желает брать уроки пения.

– Каждая леди непременно знает кого-то, кто желает брать уроки пения, – уверенно произнес Деронда. – Дело в том, что я случайно встретился с одной удивительной певицей. Она живет в доме моего близкого приятеля по университету. Еще недавно она выступала в Вене, но теперь решила оставить сцену и зарабатывать уроками.

– Этих учителей полным-полно, не так ли? – проворчала леди Пентрит. – Ее уроки стоят очень дорого или очень дешево? Других приманок я не знаю.

– Для тех, кто слышал ее исполнение, существует приманка совсем иного рода, – возразил Деронда. – На мой взгляд, это безупречное, изысканное пение. У нее прекрасная школа, и она мастерски владеет голосом – кажется, будто поет сама природа.