Даниэль Деронда

22
18
20
22
24
26
28
30

– Бесполезно ссориться из-за пустяков, – сохраняя спокойствие, продолжил он таким тоном, словно она отказалась ехать на званый вечер. – На свете живет множество неприятных личностей, с которыми приходится беседовать. Люди со знанием жизни не затрудняют себя подобными мелочами. Нужно завершить важное дело. Приятный человек с ним не справится. Если я призвал на помощь Лаша, тебе следует принять его как нечто само собой разумеющееся, а не устраивать сцен. Не стоит кусать себе губы из-за персонажей такого сорта.

Грандкорт говорил так медленно, что Гвендолин успела о многом подумать, а размышление подавило сопротивление. Что ей предстояло узнать о недвижимости? Это могло касаться матери или миссис Глэшер с ее детьми. Какой толк в отказе от встречи с Лашем? Можно ли попросить мужа рассказать обо всем самому? Это будет невыносимо, даже если он согласится. Но если уж он принял решение, то наверняка откажется. Унизительное положение арестованной – муж по-прежнему загораживал дверь – стало нестерпимым. Гвендолин отошла к шкафу, и Грандкорт сделал шаг в ее сторону.

– Я велел Лашу поговорить с тобой, пока меня не будет, – проговорил он после долгого молчания. – Сказать ему, что он может войти?

Повисла еще одна пауза, после чего Гвендолин отвернулась и тихо произнесла:

– Да.

– Я вернусь ко времени верховой прогулки, если ты желаешь, – заключил Грандкорт.

Ответа не последовало. «Она в отчаянном гневе», – подумал он. Однако гнев был молчаливым, а следовательно, неудобства не доставлял. Подождав с минуту, он взял ее за подбородок и поцеловал, в то время как она продолжала стоять, опустив глаза.

Грандкорт молча вышел.

Что ей оставалось делать? Оправданий для жалоб и сетований не нашлось, как бы она ни старалась призвать их на помощь. Все романтические иллюзии, которые она питала, выходя замуж за этого человека, заключались в возможности использовать его по собственному желанию. В итоге он использовал по собственному желанию ее.

Гвендолин ждала визита Лаша, как ожидают болезненной операции, через которую необходимо пройти. Мучительные факты, вызывавшие в ней тяжелые укоры совести, становились еще ужаснее в устах этого человека. Но все это было частью новой игры, где проигрыш означал не просто минус, а никогда не входивший в подсчеты ужасный плюс.

Порученное дело не принесло Лашу ни особой радости, ни особого недовольства.

– Не старайся показаться более неприятным, чем обязывает природа, – посоветовал напоследок Грандкорт.

«Будет видно», – подумал Лаш, однако вслух сказал:

– Напишу для миссис Грандкорт краткое резюме, чтобы она могла прочитать. – Он не предложил изложить в письменном виде все дело, а это означало, что предстоящая беседа не вызывала у него абсолютной неприязни.

Завещание не обошло Лаша стороной, так что оснований для дурного настроения не существовало, даже если оно было для него обычным. Он ничуть не сомневался, что проник во все тонкости и секреты жены и мужа, однако не испытывал от этого дьявольского восторга, хотя ему было приятно, что его ожидания оправдались и этот брак не стал настолько удачным, как надеялась надменная молодая леди и как пытался его представить Грандкорт. Вообще Лаш не отличался злопамятством и больше всего ценил собственные удовольствия, а не любил то, что этим удовольствиям мешало. Тем не менее он не остался безразличным как к перспективе дурного обращения со стороны красивой женщины, так и к возможности ее унизить. Он не собирался использовать эту возможность без крайней необходимости, однако в устах некоторых людей даже обычное «добрый день» звучит как оскорбление.

К тому времени как дворецкий объявил о визите мистера Лаша, Гвендолин приняла твердое решение не выдавать своих чувств, что бы тот ни говорил. С величественным спокойствием она пригласила посетителя сесть. В конце концов, что значил этот человек? Он ничем не напоминал мужа. Ненависть к развязному, фамильярному мужчине с грубыми руками теперь казалась смешной по сравнению с силой ненависти к тому, кто представлял его полную противоположность.

Лаш вошел, держа в руке небольшой, аккуратно сложенный лист бумаги.

– Вряд ли стоит говорить, что я никогда бы не явился к вам, если бы мистер Грандкорт не выразил настойчивого желания в этом отношении, о чем он, несомненно, вас уведомил.

Из уст другого человека эти слова могли прозвучать вполне почтительно и даже с оттенком робкого извинения, однако Гвендолин они показались оскорбительными. Она едва заметно поклонилась, и Лаш продолжил:

– Я пользуюсь доверием мистера Грандкорта на протяжении пятнадцати с лишним лет и потому нахожусь в особом положении. Со мной он может обсуждать дела, о которых не обмолвился бы ни с кем другим. А в этом вопросе вообще невозможно постороннее участие. Я согласился выполнить это поручение исключительно из дружеских чувств. Это должно служить мне извинением в ваших глазах – в том случае, если бы вы предпочли иметь дело с кем-то другим. – Лаш замолчал, однако реакции Гвендолин не дождался и снова заговорил: – В этой бумаге содержится выдержка из той части завещания мистера Грандкорта, с которой он желает вас познакомить… Будьте так добры взглянуть. Но прежде я хочу сказать несколько слов и надеюсь, что вы простите меня, если что-то покажется вам не вполне приятным.