– А вы откуда? И какой торговлей занимаетесь? – спросил он.
– Имею магазин в Саксонии, в Дрездене, но наполовину поляк, думаю воспользоваться выбором курфюрста и переехать в Варшаву. Торгую… трудно сказать чем, в том числе и вином… только его у себя не даю.
– В Варшаве тоже думаете вино продавать? – рассмеялся Ренар. – Это ни к чему не годится. Многие господа продают из Венгрии бочками, шляхта также по несколько раз в Венгрию посылает, посредника не нужно.
– Я также не на одном только вине специализируюсь, – отпарировал Витке, – готов торговать чем-нибудь другим. Я должен рассмотреться. Наш курфюрст много пьёт и поит, ваши паны, по-видимому, тоже за воротник не выливают.
Ренар смеялся.
– Больше в Польше пропивают, чем проедают, – сказал он с ударением.
Саксонец начал расспрашивать, как шла торговля. Француз пожал плечами.
– Хотя я мог бы на вас, во избежание конкуренции, пожаловаться, не сделаю этого, – начал он. – Торговля шла бы хорошо, когда бы я имел нужный капитал. Я должен рассчитывать и латать, а шляхта также не с радостью платит и часто долго ждать нужно. Если у вас есть деньги, можете быть счастливей, чем я.
– Деньги найдутся, – отозвался, подумав, Витке, – но мне будет не хватать опыта и знакомства с краем… для этой цели ещё не знаю, что сделаю и что предприму. Новый король полгода здесь будет жить.
Так начатая беседа протянулась довольно долго. Быстрый и предприимчивый Витке понравился Ренару и Витке взаимно оценил француза, чувствуя в нём честного человека… Даже пришло ему в голову какой-нибудь союз с ним закрепить, но это не разбалтывал. Тянуло его к этому и некоторое обстоятельство, за которое устыдился перед самим собой… Тот подросток, Генриетка, которую видел в винной лавке, дочка Ренара, хоть это был ещё ребёнок, дивно ему запала в сердце и глаза. Её улыбающееся личико было у него всегда на памяти. Сколько бы раз не ловил он себя на этой слабости, румянился сам перед собой.
Ренар, который ехал в Краков по винным интересам, обещал скоро вернуться в Варшаву и приглашал коллегу, чтобы его навестил, что Захарий с удовольствием обещал.
Расстались они после этих нескольких часов, проведённых в хорошей компании друг друга. Ренар много выгадал из разговора, лучше знакомясь с саксонцами и двором.
В этот день Витке ночевал в Варшаве, а назавтра пошёл в винную лавку и привёз от мужа привет госпоже Ренар, которая хазяйничала одна с дочкой, и при той возможности завязал с ними знакомство.
Смелая девушка, уже развитая не по возрасту, немного кокетливая, теперь нравилась ему ещё больше. Хватало и в Саксонии красивых личиков, но ни одно из тех, какие там встречал, такого благородного характера, такого достоинства не имело.
В винной лавке было шумно. Витке много наслушался, особенно контистов, потому что эти тут господствовали, а саксонские приверженцы, ежели были какие, молчали или сидели притаившись.
В последующие дни Захарий с немецкой систетематичностью принялся обходить магазины, торговые точки, рассматривал их положение, искал себе место, где бы лучше обжиться.
Не доверял никому и не принимал советы навязывающхся ему посредников, которые угадывали, что его сюда привело. Хотя говорил по-польски и приоделся в польскую одежду, немецкие образование и обхождение так на нём отпечатались, что никто их уже стереть не мог.
О Пшеборе в эти первые дни он не мог ни узнать, ни встретиться с ним. Слишком маленьким было это создание.
Из всех расчётов Витке подобало не спешить ни с каким решительным шагом… Оглядывался на Константини… не был уверен, где он, то есть король, его использует. Поскольку он представлял, что итальянец вместо того, чтобы использовать его для своей выгоды, поделится с ним заслугой и наивно рекомендует королю соперника.
От его быстрого в других вещах глаза не ушло, что контисты в Варшаве, хотя очень громко кричали против Саксонца, не признавая его, уже беспокоились, потихоньку выведывали, что веяло из Кракова, подсчитывали силы Августа и, беспокойные, они потому поддержали француза, чтобы продать его сопернику.