— Далеко?
— Около Прошовиц, но Лагус его найдёт, потому что уже пошёл искать в ту сторону.
Незнакомец задумался.
— Нужно послать ещё кого-нибудь, вы мне обещали, делайте!
Кампсор хватался за бороду и кивал головой.
— Сначала знать бы место. Ай! Ай! Какого труда мне это стоит!
— По крайней мере не говорите, что вам не заплатили!
Еврей с презрением пожал плечами.
— Такая работа!
И он ушёл. Оттуда он направился прямо в шинку Крачковой, которую мы описали выше. Там, как всегда, пьяниц хватало, собрание под вечер увеличилось и шумно гуляло над кружками.
Еврей только втиснул через дверь голову, дал какой-то знак и вывел сильного молодого парня с кривой рукой. Был это знакомый ему нищий, за свой изъян прозванный Криво-ручкой, сидел он под костёлом Бернардинцев, ел в монастыре и спал там, прислуживая, насколько ему позволял его изъян. Кампсор его знал, как знал практически всех бродяг.
Он достал белый грош и показал ему.
— Кто вчера заехал к Бернардницам с ксендзем?
— Пробощ из-под Прошовиц.
— Как зовут?
Нищий, всю руку вытягивая за пожертвованием, сказал имя, еврей быстро ушёл, а Криворучка вернулся в шинку, улыбаясь.
Оттуда Аарон побежал к себе домой, уже не давая себя задержать по дороге.
На следующее утро после мессы экипаж ксендза выкатился со двора отцов Бернардинцев и спешил в сторону дома. День был хмурый, влажный и грустный, задумчивый пробощ проговаривал молитвы, лошадь, фыркая, скакала иноходью. Проехав полдороги, кляча начала хромать и, едва доехав до первого дома приходского священника, к сильному своему беспокойству он должен был задержаться. Напрасно осматривали копыто бедной клячи, она совсем не показывала болезни и однако ковыляла. Назавтра вели её к воде, то же самое; всё ещё надеясь вылечить коня, пробощ задержался, потом, потеряв её, взял палку в руку и пошёл пешим.
Не мучила его дорога, потому что был привыкшим к подобным паломничествам, но беспокойный о ребёнке, о костёле и о доме, в котором обычно после одного дня отсутствия находил удивительный беспорядок, бедняга спешил, как мог.
Сильно смеркалось, когда он наконец увидел старые липы, окружающие кладбище, и белые стены костёла.