На сей раз все будет как следует, уж я прослежу.
Жарю ему яичницу на масле, с чуточкой соли, как мой сынок любит, готовлю две гренки и выкладываю завтрак рядом с чашкой чаю почти что на краю блюдца. Олаф выходит, сонный, в трениках и в футболке с Анакином Скайуокером. Он исследует меня взглядом и спрашивает:
- Как ты ставишь чаек?
Я поправляю, снова не так, чуть не проливаю, мы смеемся, наконец все хорошо. Олаф ест
- У нас под школой завелся извращенец, - говорит он, проглатывая яичницу, а я подставляю уши. Очень спокойно, хотя спокойным тут быть сложно, тяну сына за язык.
Олаф утверждает, что когда уходил из школы, то там стоял одинокий тип в кожаной куртке. Очень высокий. Присматривался к детям, только ни за одним из них не пришел, а сконцентрировался ни на ком ином, как на моем сыне, поворачивая за ним башку, что Олаф утверждает с полнейшим спокойствием и продолжает есть.
Когда я прошу, чтобы он поподробнее описал того типа, к высокому росту и кожаной куртке он прибавляет темные очки и перчатки. Вроде бы как, постоял немножко и пошел к машине. На чем он ездил, Олаф этого не знает.
Одеваюсь сам, футболка вылетает у меня из рук, не могу застегнуть куртку.
Из спальни выходит заспанная Клара и хочет знать, что снова творится.
- Провожаю сына в школу, а что?
Клара этому удивляется, ведь еще недавно я настаивал на том, чтобы он ходил сам, мы даже ссорились, а я ссориться не собираюсь, просто сообщаю то, о чем услышал, и, по-моему, начинаю кричать, что поймаю того сукина сына и прибью собственными руками, а то еще что-то сделает нашему ребенку или какому-то другому. Жена обнимает меня, хватает за запястья, я мечусь в ее объятии.
Она спрашивает, а тот человек прицепился к какому-нибудь ребенку или показал ли висюльку. Из того, что нам известно, он просто стоял под школой, как каждый родитель. Пальто и шляпа еще не делают из мужика педофила, этот тип явно ничего никому не сделал.
- А ты хочешь ждать, пока сделает?! – воплю я, так что Олаф вжимается в стенку. – Не стану я никого бить, ни с кем не собираюсь задираться, просто проведу ребенка в школу.
Клара отпускает меня, надевает на пижаму пальто, натягивает сапоги.
Я прошу ее остаться, ведь ей необходимо отдохнуть, пускай себе поспит, а я спокойненько схожу к школе, а потом сразу же поеду к матери, именно так, курва, и будет, прихуярю мужика, и мне станет легче.
Клара захватывает Олафа мягкой ладонью, выпихает на лестничную клетку и закрыват за ними дверь.
Ни на каком эсминце никакой работы старик не получил.
А попал он в контору в полуподвале Фирмы, куда ему каждый день стаскивали советские газеты: "Труд", "Правду", "Красную Звезду" и какие-то ежедневные. Он все это читал, вылавливал важную для американцев информацию и строгал рапорт, который, якобы, попадал на стол президенту.
Поначалу он даже держал марку и пояснял матери, что это его только проверяют. Он уже доказал собственную ценность, так что получит настоящую работу, что-то бредил о новом, еще более замечательном доме, куда они вскоре попадут.