Иногда, крайне редко, они гармонично соединяются. Как раз об этом я услышал.
И хотелось бы вновь услышать нечто подобное. Серьезно?
Когда-то я испытывал подобное, только не в те моменты, когда следовало, например, не во время заключения брака с Кларой, потому что мать отравила мне сердце теми сомнениями о том, что жизнью нужно пользоваться.
Есть такие, которые вспоминают рождение ребенка в качестве вершины счастья. А я тогда был замученным и перепуганным, потому что мы всю ночь сидели в зале для родов, Клара подпрыгивала на мяче, страдала, а я не мог ей помочь, потом она начала орать, потому что плоть у нее треснула, а врач давил ей живот, в конце концов, я взял Олафа на руки и перепугался еще сильнее: он будет уже всегда, его уже невозможно ликвидировать, словно банковский счет, как мы вообще справимся?
Краткий прилив счастья я почувствовал, когда, наконец-то, бюджет "Фернандо" сошелся, когда мы красили нашу квартиру на Витомине, и той чудесной ночью, когда я бросил работу на сквере Костюшки, сказал Бульдогу, чтобы он валил нахуй, и возвратился домой через парк, вопя на деревья.
Так настанет ли такое мгновение, когда мама выздоровеет, когда она вернется домой?
Тем временем Кеннеди с громадным трудом оторвался от моей красивой, молодой мамы и пригласил ее на свою яхту, понятное дело, с ее мужем, то есть, моим стариком.
Ну, с мужем, я уже это вижу.
Мама с печалью покинула будущего президента и на подгибающихся ногах пошла к бару.
Там ее ожидал папочка, наебененный, как никогда ранее.
Он висел на Аллене Даллесе и орал на весь зал, выбрасывая в воздух капельки слюны?
- Почему я сбежал? Потому что ваш человек свалился из космоса прямо мне на голову!
Рано утром бужу Олафа, на сей раз я не слажаю.
Ночь пошла псу под хвост, потому что пишу как мешок с дерьмом, в кратких вспышках, разделенных длительным вглядыванием в монитор. О том, чтобы писать, я совершенно не думаю. Я даже не знаю, о чем я думаю. Стучу по клавишам, а слова вылетают из-под пальцев, как будто бы я принимал и ретранслировал сигнал из космоса.
Вот такой я шутник, нечего сказать.
Открываю настежь обе половины кухонного окна и выгоняю дым, действуя пластмассой подкладкой для резания хлеба, без какой-либо меры прыскаю освежителем воздуха с запахом цветов и весны, совсем как в училище, когда только-только учился курить.
Баночку с бычками топлю в сортире и смываю так долго, пока все не тонут.
Сам беру быстрый душ, долго обмываю лицо, драю зубы, и только от бороды все так же несет куревом.
Олаф, как всегда, спит на боку, под сбившимся одеялом, обложенный плюшевыми и картонными зверями, которых он вырезал вчера; обещаю себе, что злиться не стану, ну и не злюсь, хотя шесть раз сказал ему вставать, наконец он раскрывает свои огромные глаза принца и садится.
ebooksa