Иди со мной

22
18
20
22
24
26
28
30

В моей жизни были только лишь дедушка с бабушкой и мать. Брат? Да я вообще не понимаю, что это значит.

У меня крупные ладони, на которых полно мозолей от тесаков и ножей, от разгрузки поставок и выбивания мяса изо льда. И именно сейчас, сам не знаю почему, мне страшно хотелось бы увидеть лапы моего брата Юрия.

Конечно, можно было бы поискать его, но мне не хватает смелости. Интересно, чем он занялся в жизни, случилось бы у нас какое-то взаимопонимание? Если, конечно же, весь этот брат Юрий вообще существовал.

Мать смешивает правду и ложь, но мне нужно как-то отличить одно от другого.

Итак, в этой идиотской части рассказа мой старик приказал Платону с Кириллом заткнуть свои рты. Едунов, ессно, их допросил, но те, вроде как, ни о чем не рассказали. Тем не менее, про дело стало известно.

Люди заметили огни на небе и автомобили, мчащиеся на побережье. Докер с корабля мотанулся в "Вечер Побережья", где тиснули пару строк.

Проверяю эту статью, и выходит, что я прав. Там нет ни слова о космитах или моем отце. Что-то сверглось с неба, наверное, небольшой метеорит или обломки спутника. Как раз такое транспортное средство под названием "Атлас" распался предыдущим днем над Тихим океаном.

В Гдыне сплетничали об атомных испытаниях и взрыве таинственного оружия, которое нацисты оставили в районе торпедной фабрики на Бабьих Долах.

В портовой бассейн съехались геологи из Гданьска и даже дали объявление в прессе, что каждый, кто видел нечто странное, должен немедленно сообщить об этом. Вознаграждение равнялось трем кило бананов. Народ двинулся толпами. Геологи получили в свои руки металлолом, обкатанные морской водой стекляшки и массу неразорвавшихся снарядов.

Аквалангисты работали целый день, но ничего не нашли.

Платон разработал собственную теорию относительно катастрофы. По его мнению, пилот полетел к солнцу и, ошпаренный, свалился в море. Именно так всякое летание и заканчивается. Потому умный Платон и пошел во флот.

- "Признаю, что меня ужас брал, когда я на того американца глядел". – Мама снижает голос, подражая Платону. – "Словно бы это дьявол был с иного света. Дьявол, только без рогов. Только не говорите, пожалуйста, капитану, а то еще за труса меня примет".

В свою очередь, Кирилл, которого допрашивал Едунов, и с чертом бы побратался, лишь бы тот пол-литра поставил.

- Он все повторял, что все мы погублены, искупления искал в бутылке и выл над своим аккордеоном, пока моряки не набили ему морду, поскольку он не давал им спать.

А старик, которого охватили угрызения совести, назначил Кириллу ночные вахты и угрожал карцером, тем самым заставляя его сохранять трезвость.

Клара утверждает, что угрызения совести – это как горб. Жить с ними можно, только солнце мы видим очень редко.

Маме было как-то мало дела до Кирилла, поскольку у нее были другие заботы. Кто-то крутился под дверью на Пагеде, а один раз даже постучал. Она думала, что это Платон с подарками, но на лестничной клетке не застала никого, зато ночью на фоне дерева мелькнула людская тень. Утром в этом месте она нашла окурки.

Она же по-старому ходила на занятия. Всегда под горку. Проходила мимо замерзших собак и мимо детей, которые съезжали на листах картона с горок. Ветер подхватывал снег с сугробов, а за матерью катилась белая "победа". Она ее сразу заметила. Тогда в Гдыне ездило мало машин.

После занятий эти типы из "победы" стояли себе в ватниках в том же самом месте, где когда-то стоял отец. Они ничего не делали, но смотрели так, что живот болел.

- Я боялась, что они меня застрелят, - вспоминает мать. – Когда человек молод, смерть кажется ему чем-то нелепым, словно морщины. Знаешь, о чем я думала? Пускай убивают, ничего не поделаешь. Вот только кто тогда займется Колей?