"Балтиец" чуть не оторвал ей руку, а бедро Платона взорвалось фонтаном яркой крови. Мужик сполз по рулевому колесу на мокрую палубу, напрасно хватаясь за рукоятку.
На предоставление первой помощи оставались секунды. Мама схватила полотняную ленту, одну из тех, которыми крепили чемодан во время шторма, и попыталась завязать над раной но Платон схватил ее за декольте и уже доставал пальцами до лица, наощупь, похоже, что его голову уже охватила темнота. Он пытался что-то сказать, хватал мамины запястья, словно желая потянуть ее за собой в смерть или хотя бы прижать к себе; этого мы уже никогда не узнаем, потому что он умер.
Мама, поднимаясь, вернулась на сцену кинотеатра "Ленинград", где Януш Христа рисовал труп, лодку и ее саму, с полосой ткани и пистолетом в руках, а их публики выскочил Вацек, красивый будто менестрель, и заорал:
- Убийца!
Старый ее парень орал у нее в голове, а старик – с палубы.
Мама перерезала его путы. Отец тут же начал целовать ее окровавленные руки. Она попросила его прекратить.
Мертвый Платон, которого тащили по палубе, хлопал челюстью, словно рассказывал очередную поучительную историю. Сукина сына не удавалось поднять. Они перевалили тело через борт. Голова мертвеца еще зацепилась о двигатель, и только потом наш бравый моряк хлюпнул в воду. Тонул он медленно, разведя руки.
За Платоном в море полетела пара пистолетов, что был у Платона и горячий еще "балтиец".
На прощание отец нежно покрутил его в руках. Мать думает, что этот пистолет он жалел больше, чем Платона. Краснофлотцев навалом, "балтийцев" – всего пятнадцать штук, эти уже не размножатся.
Только лишь бесценная волына упала в море, старик перегнулся через борт и крикнул:
- Сука-блядь, у нас неприятности!
Я не затем живу над морем, чтобы по нему плавать, но про тросики кое-чего знаю. То есть, я имею в виду тесьму или металлический трос, соединяющий ключ зажигания с телом рулевого. Тут вся штука в том, чтобы лодка не уплыла, если волны утянут человека за борт.
В тот день море было спокойным. Рулевой неспешно тонул за бортом, а на его бедре на солнце поблескивал ключ зажигания.
Впервые в жизни матери хотелось прибить отца. В течение лет она, якобы, сжилась с эти стремлением.
Это было настолько нелепо, что даже смешно, а ведь еще мгновение назад я ломал себе голову, неужто моя мать, эта гордая, забавная, да и вообще-то спокойная бабуля, могла пришить какого-то типа.
Старик, вроде как, пытался багром схватить тот ключ или хотя бы подтянуть тонущий труп. Он цеплял его крюком за тельник, за челюсть, наконец это удалось ему с ремнем. Платон грохнул о борт, а над ним и над промокшими и покрытыми кровью родителями кружили визгливые чайки.
И вот эти мои нелепые, придуманные родители встащили труп на палубу, то есть, перевесили его через борт, словно скатанный ковер. Как только мать схватила ключик, они снова выбросили дружка в воду. Мать клянется, что этот плеск помнит до сих пор.
Они немножко пересидели в тишине. Похоже, они всегда так делали, если что-то шло не так. Молчали, вдыхая любовь и страх, все в крови. Старик загваздал мундир, мать – платье, и борт и палуба лодки тоже были в крови.
ebooksa