И вот тут появилась проблема, потому что в деревне давно уже никто не видел полицейского. Староста, у которого единственного имелся телефон, безрезультатно звонил в город, в комиссариат.
В конце концов, в халупе появился таксист в "вольво" неопределенного цвета. У него были усы махараджи, сам он жевал табак и ничему не удивлялся, словно бы в этой Швеции влюбленные вылезали из моря каждую пятницу. И они поехали в туман. Мать задремала.
Проснулась она уже в городке, на узенькой улочке одноэтажных домиков. Комиссариат размещался в одном из них. Там родителей ожидала пара сонных полицейских и мужик из местной прокуратуры; его вытащили из постели, потому что он немного говорил по-русски. Прокурорский был высоким, глаза у него сидели глубоко в черепе, словно у слепого. Мать все ждала, когда он врежется лбом во фрамугу.
Они уселись в комнате для допросов. Повсюду стояли цветы и пепельницы. На стене висел портрет короля с кучей орденов. Полицейские принесли одеяла и подушки, мужик из прокуратуры сообщил, что ночь родители проведут в камере, а завтра приедет кто-то из Стокгольма. В посольствах: польском и советском, про них уже знают, прибавил он еще, а у матери екнуло сердце.
Она хотела позвонить дедушке и бабушке. Мужик сказал, что сейчас никак, а вот завтра он подумает.
Убила ли моя мама человека? Та самая мама, которая заскакивала со мной, едва-едва выросшим, в картинг, чтобы вместе переживать замечательные столкновения, и крутила массу котлет, потому что я ел только их? Впоследствии, когда уже стала жить одна, не хотела заводить никаких животных, поскольку утверждала, что те хороши для детей и пердунов, зато подкармливала котов, которые крутились возле виллы, а один раз я застал ее над кротовой ямой, сконцентрированную, словно сова, с термосом в кармане халата. С другой стороны, люди ведь полны неожиданностей и делают различные, радикальные вещи, но ведь только не мама, во всяком случае, похоже – нет.
И вот родители очутились в камере, ненамного уютнее бункера. Полицейские резались в карты и слушали радио. Отец захрапел, улегшись навзничь, а до мамы дошло, что делу ведь конец, что в Польшу она не вернется, разве что в наручниках. Ее родителям сообщат, что она утонула или же, что шпионила для фашистов, скорее же всего, и то, и другое.
Едунов отомстит им, думала она; лишь бы только не избил деда на глазах у бабушки, пускай избавит их хотя бы от этого. Она думала про них обоих, как они сидят на кухне; уже позднее утро, бабуля прикуривает одну "альбатросину" от другой, а дедушка утешает ее, что Хеля их никогда бы не бросила, и вот-вот вернется.
Она уснула и проснулась где-то перед рассветом. На пороге камеры стоял Платон в мокрой форме. У него были белые глаза. Изо рта у него текла вода.
НОЧЬ ШЕСТАЯ – 1959-1961 ГОДЫ
четвертый понедельник октября 2017 года
У матери опухоль мозга. Сама она твердит, что чувствует себя превосходно, и требует повторения обследований.
Ей сделали томографию и МРТ, так что ни о какой ошибке не может быть и речи, впрочем, на снимках эту маленькую сволочь сложно не заметить.
Опухоль достигла размеров сливы и торчит в в правой височной доле, зажимая гиппокамп. Доктор, существенный такой мужик в очках, с лысинкой и брюшком, объясняет мне, что как раз потому она и влезла в Балтику. Опухоль искривляет пространство и призывает фантомы.
Я хочу знать, а не деформирует ли опухоль память, вызывая фальшивые воспоминания. Доктор какое-то время раздумывает над ответом и признает, что такое не исключено.
Он расспрашивает про состояние здоровья матери, про головные боли у нее, тошноту, приступы эпилепсии и про смену настроения; я отвечаю, что она вела себя, как и всегда, что ничего беспокоящего я не замечал.
Про отца, пришельца и труп в воде я посчитал правильным умолчать.
ebooksa