Великорецкий не ухватился за эту идею: он был осторожен. Да и дела экспедиции теперь его мало касаются.
— Как же я возьму Белова за горло? Теперь это уже ваше дело. — У Казимира Павловича хватило чувства юмора, чтобы улыбнуться.
Хамзин сердито продолжал:
— Вы сами отлично понимаете, что при сложившихся обстоятельствах необходимо принять экстренные меры. Надо создать авторитетную комиссию, привлечь местную власть, проверить деятельность Белова…
Великорецкий молчал. От него требовали решительных действий, а он был бы рад, если бы все это произошло уже без него.
— Конечно, я вам благодарен за совет. Только дайте все обдумать. Я не люблю торопиться… — сказал неопределенно Великорецкий.
— Смотрите, как бы не опоздать.
— Обязательно подумаю, — пообещал Великорецкий, поднимаясь. — Перед отъездом соберу всех и выскажу свое мнение. Можете быть уверены во мне.
Великорецкий сдержал свое слово. Накануне отъезда он собрал геологов и обратился к ним с речью:
— Вы уже, наверно, знаете, дорогие мои коллеги, что я уезжаю, теперь мне придется заниматься не одной, а несколькими экспедициями. Однако Башкирская экспедиция останется для меня самой интересной. Я пристально буду следить за вашими успехами, и вы можете рассчитывать на мою поддержку. Пишите, звоните, приезжайте.
Повернувшись к Белову, он добавил:
— Мы с вами, Артем Алексеевич, не во всем соглашались. Я не разделяю ваших убеждений, но я не увожу с собой обиды на вас. Будущее покажет, кто из нас прав. Мне жаль расставаться с вами, Людмила Михайловна, и с вами, Сагит Гиззатович… Я уезжаю не без душевной боли, но я уверен, что Сагит Гиззатович, опытный геолог, лучше меня сумеет руководить экспедицией. Желаю вам всем больших успехов!..
После того как в буровую контору понавезли разных машин (десять тракторов и не меньше грузовых автомобилей), геологи все реже стали обращаться к услугам конюха, а после организации столовой Шаймурат остался совсем не у дела. Старик уже подумывал, не уйти ли ему из экспедиции. Ведь он теперь совсем никому не нужен.
Однако Белов не отпустил его. Да и Шаймурат успел привязаться к этим странным людям, таким же бродягам, как и он сам. У геологов не было своего дома и семьи, как и у Шаймурата. Всю жизнь они скитались — точь-в-точь как зимогоры.
Накормив и напоив сытых, разжиревших от безделья коней, Шаймурат сел возле конторы, ожидая приказаний. Иногда он заглядывал в «каменную библиотеку», где были сложены керны, чтобы перекинуться несколькими словами с Людмилой или Камилей. Если же начальников не было, отправлялся на буровую.
Вот и сейчас старик сидит на завалинке культбудки, внимательно наблюдая за жизнью четвертой буровой.
«Люди строили башни от высокомерия, они хотели быть ближе к небу, — рассуждал он. — Башкиры строили мечети, русские — церкви, евреи — синагоги. Геологи тоже построили высокую башню, но, в отличие от верующих, для того, чтобы быть подальше от неба и поближе к недрам земли».
Ему давно хотелось узнать, как бурят землю, да гордость не позволяла расспрашивать. Не подобает старику, подобно мальчишке, проявлять любопытство. До всего он привык доходить своим умом. А тут, как ни верти, сам ничего не поймешь.
Вот перед ним высокая башня, обтянутая канатами. Внутри точно гром гремит. Справа машина — локомобилем называют, — она дает силу станкам. А что происходит там, внизу, один аллах ведает…
Гудят машины, снуют люди.