— Конечно, следует разобраться во всем, — произнес он вслух.
— Я и сам знаю, что надо разобраться! Но как?
«Теперь это тебе не поможет, — мелькнула мысль, и вдруг пришла другая, страшная: — Белов может потянуть и тебя ко дну, если вовремя не примешь меры».
— Подготовь обстоятельный доклад, обсудим на производственном совещании. Соберем не только геологов, но и буровиков. Они все народ опытный, могут дать дельный совет…
Похлопав Белова по спине, Хамзин добавил:
— Что-нибудь придумаем. Я сам займусь кернами. Если не найдем ответа, обратимся за помощью в трест или в Москву.
Проводив Белова, Хамзин вытащил из ящика стола незаконченное письмо и снова стал писать.
«Только что у меня был Белов. Посмотрели бы Вы, Казимир Павлович, на него… Да ведь и есть от чего огорчаться: и вторая буровая не обнаружила даже признаков нефти. Характеристика этой скважины не совпадает с характеристикой первой… После наносов, как показывает геолого-технический наряд, идет кунгурский ярус. Артинская толща худосочна. Ее прошли, не обнаружив никаких следов газа или нефтяных капель…»
Откинувшись на спинку стула задумался: пожалуй, стоит пожаловаться.
«Не могу не сожалеть, что согласился остаться на Вашем месте. Вижу, не сносить мне головы. И все же считаю себя обязанным предупредить Вас и через Вас руководство треста Уралнефть о случившемся. Две скважины из четырех дали отрицательный ответ. Чем кончится этот безрассудный опыт, покажет ближайшее будущее… Надеюсь, вы не останетесь безразличным к судьбе нашей экспедиции…»
Пожелав доброго здоровья и успехов в работе, Хамзин поставил точку.
Для начальника экспедиции начались трудные дни.
Неспокойно было и на четвертой буровой: рабочие тяжело переживали неудачу первых двух скважин. Ага Мамед прекрасно это понимал. Если бы он заглянул кому-нибудь в глаза, то увидел бы в них тоску. Так бывает на фронте, когда часть преследуют поражения. Люди становятся инертными, безразличными, раздражительными. Слабые начинают сдавать.
«Ну и люди! После первых испытаний сразу в кусты! — ругался Ага Мамед. — Одни собирались уезжать, другие ударились в панику, третьи рассуждают: «Моя хата с краю, ничего не знаю».
Его только что вызывал Хамзин. Эта хитрая лиса все уговаривает прекратить бурение. Дескать, вы старый коммунист, директор конторы — вам и карты в руки. Кому-кому, а вам, мол, надо подумать о последствиях.
Даже Милованова растерялась: «Ага, а вдруг и в самом деле мы бурим на пустом месте?..»
Нет, Ага Мамеда не проведешь. Подобные неудачи — а сколько их было в жизни! — не собьют его. Именно сейчас надо показать, из какого теста ты сделан…
Минут через десять Ага Мамед уже стучался в избу, где жил Белов.
— Чтобы твои невзгоды пали на мои плечи! — зашумел Ага Мамед с порога. — Клянусь твоей головой, скверно у меня на душе, десять дворняжек там грызутся… Но ты послушай меня… В конце концов нас должны поддержать!
Ага Мамед запнулся. Белов, этот угрюмый человек, вдруг расхохотался. Что это его так рассмешило?