Накануне II мировой войны движение «Хашомер Хацаир» насчитывало во всем мире около 70 тысяч членов. В годы войны те из них, кто оказался на оккупированных территориях Восточной Европы, как и члены других сионистских молодежных движений, играли важную роль в сопротивлении нацизму. Многие из них погибли. Выжившие в большинстве своем после войны уехали в Израиль. Главные еврейские общины в Европе прекратили свое существование, а вместе с ними исчезли и молодежные движения, однако филиалы «Хашомер Хацаир» (например, «Хабоним» и религиозные молодежные организации) продолжали действовать в Западной Европе и в обеих Америках, а также в Северной и Южной Африке и в Австралии, в большинстве всех сохранившихся в мире еврейских общин.
Долгие годы «Хашомер Хацаир» оставалась самым сильным молодежным движением, однако она не имела собственного поля деятельности, равно как и ревизионистская «Бетар», о которой уже шла речь выше. В 1923–1924 гг. в Польше было основано молодежное движение «Гордония», тяготевшее к левому крылу сионизма. Оно находилось под сильным влиянием учения А. Д. Гордона, а также идеалов немецкого молодежного движения, но, в отличие от «Хашомер Хацаир», придерживалось принципов гуманитарного социализма, а не марксизма[706]. Члены «Гордонии» ориентировались на жизнь в квуце, хотя поначалу не возражали и против других типов сельскохозяйственных поселений в Палестине. В 1930-е гг. «Гордония» слилась с «Маккаби Хацаир»; ее главные базы располагались в Восточной Европе. В 1929 г. первые члены «Гордонии» прибыли в Палестину и основали коллективное поселение.
Кроме упомянутых организаций в период между двумя мировыми войнами возникли и десятки других сионистских молодежных движений; некоторые из них сохранились и после 1945 г. В Польше действовала организация «Дрор-Фрайхайт»; в США — «Молодая Иудея», а позднее — «Авука», студенческая ассоциация с филиалами более чем в двадцати университетах. В начале 1930-х гг. в лондонском Ист-Энде возникло движение «Хабоним», которое затем распространилось на другие англоязычные страны, а также на Швецию и Голландию. Члены «Хабоним» создали четыре киббуца (Кфар Блум, Кфар Ханасси, Амиад и Бет Ха’эмек). В 1951 г. была учреждена всемирная федерация «Хабоним» со штабом в Тель-Авиве.
Некоторые молодежные движения оказались недолговечными. Читать об идеологических дискуссиях, которые вели между собой их члены, подчас бывает очень забавно. Однако молодежные движения не следует оценивать по критериям их политической утонченности. Главное значение имели совместный опыт и чувство сплоченности, которые обеспечивали эти организации своим членам; и, если рассматривать молодежные движения в таком контексте, то несомненно, что они сыграли очень важную роль в истории сионизма. Среди нынешних лидеров государства Израиль трудно найти таких людей, которые в свое время не принадлежали к какому-либо из этих движений.
В эпоху, когда семейные связи распадались и ширился протест против засилья школьных догм и других форм тирании, эти молодежные движения служили источником новых идеалов и ценностей, дарили надежду на национальное возрождение и на новый, лучший образ жизни. Они развивали дух коллективизма благодаря совместной деятельности, которой занимались их члены, — дискуссиям, семинарам, спортивным встречам, летним лагерям и экскурсиям. Члены этих движений изучали иврит и основы еврейской истории и культуры. Они считали жизнь в Палестине (и особенно — в коллективных поселениях) не просто частью решения «еврейского вопроса», но и вообще самым правильным образом жизни для молодых людей, верящих в высокие идеалы. В этом отношении сионистское молодежное движение отличалось от всех других молодежных движений того времени, которые в европейских тоталитарных государствах просто служили резервом для пополнения государственной партии, а в демократических странах вообще не выполняли своего предназначения, поскольку не были способны вынести идею жизнеспособной общины за пределы подросткового товарищества.
В целом, история мандатной Палестины в 1920-е гг. довольно бедна событиями. Рассеялись оптимистические надежды сионистов и воцарилось отчаяние в связи с тем, что британские власти не желали больше поддерживать палестинских евреев. Однако виноваты ли британцы, как спрашивал Вейцман на сионистском конгрессе, в том, что сионисты купили всего один миллион дунамов земли, а не два и что в результате их позиция оказалась слишком слабой? В конце концов, не стоило удивляться, что мандатные власти не так охотно помогают сионистам строить национальный дом в Палестине, как подразумевала Декларация Бальфура: чиновники чувствовали, что в возложенной на них задаче содержится какое-то внутреннее противоречие. Они обнаружили, что любой их поступок вызовет протест либо у арабов, либо у евреев и сделали из этого естественный вывод: чем меньше они будут делать вообще, тем лучше.
Сэмюэла, первого верховного комиссара, сменил фельдмаршал Пламер, после которого был назначен сэр Ченселлор. К Пламеру сионисты относились с подозрением. Они надеялись, что верховным комиссаром после Сэмюэла опять будет еврей, и боялись, что профессиональный военный проявит к делу сионизма меньше сочувствия и понимания. Однако эти страхи оказались преувеличенными. Пламер объявил, что не собирается проводить свою собственную политику, а просто будет следовать инструкциям из Лондона[707]. На еврейских лидеров произвела впечатление твердость, с которой Пламер держался перед лицом арабских угроз. Когда лидеры арабской делегации заявили, что, если Пламер не отменит еврейский парад, они не смогут поручиться за общественный порядок в Иерусалиме, фельдмаршал ответил, что и не ожидает от них ничего подобного, поскольку поддержание закона и порядка — это его работа. Отношения с Ченселлором у сионистов оказались гораздо прохладнее. В сущности, он вызывал у них откровенную антипатию. Он не обладал ни авторитетом государственного деятеля, ни престижем военачальника. Более того, именно в период его пребывания на должности верховного комиссара произошли арабские бунты 1929 г., подвергшие англо-сионистские отношения суровому испытанию.
Цепь событий, в результате которых в 1929 г. погибло 133 еврея и сотни других были ранены, уже излагалась ранее в этой книге. Вскоре после того, как волнения утихли, лорд Пассфилд (Сидни Уэбб), секретарь колоний в лейбористском правительстве Великобритании, назначил следственную комиссию для выяснения непосредственных причин мятежа. Комиссия отправилась в Палестину в конце октября, пробыла там до конца декабря и опубликовала результаты своей работы («отчет Шоу») в марте 1930 г.[708]. Возлагая непосредственную ответственность за кровопролитие на арабов, «отчет Шоу» подчеркивал при этом, что фундаментальной причиной мятежа являлось враждебное отношение арабов к евреям, вызванное разочарованием в их национальных устремлениях и в опасениях за свое экономическое будущее. В этом отчете утверждалось, что арабы боятся еврейской иммиграции и покупок земли, в результате которых они могут лишиться средств к существованию и в конце концов оказаться под властью евреев. Арабы вынуждены покидать свою землю; в результате создается безземельный и недовольный класс. Кризис 1927–1928 гг., как заявлялось в «отчете Шоу», связан с тем фактом, что в предшествующие годы объемы иммиграции превосходили экономическую способность страны принять такое количество новых жителей. Авторы отчета требовали не допустить, чтобы эта ошибка повторилась.
Комиссия Шоу указала также, что арабы разочарованы отсутствием прогресса в создании самоуправления и тем, что, в отличие от евреев (у которых было Еврейское Агентство), они не имеют непосредственного канала связи с правительством. Кроме того, комиссия предложила правительству Его Величества более четко сформулировать политический курс, которого оно намерено придерживаться. Эта формулировка должна состоять из четких и уверенных определений, которые обеспечат защиту прав арабов. Сионисты заявляли, что палестинское правительство недостаточно поддерживает идею еврейского национального дома и тем самым создает благоприятные условия для арабских атак. Но комиссия сняла это обвинение с правительства, подчеркнув, что евреи не до конца осознают свою ответственность в Палестине и что они (подобно арабам) проявили «недостаточную способность к компромиссу».
Арабы с торжеством восприняли «отчет Шоу», евреи же пришли в ярость[709]. Сионисты с самого начала подозревали, что комиссия превысит свои полномочия и будет разбираться не только в непосредственных, но и в базовых причинах бунта; и их опасения оправдались. Реакцию их на этот отчет подытожил Соколов в своей речи на сионистском конгрессе в 1931 г., процитировав одного кишиневского еврея: «Боже, спаси меня от комиссий! От погромов я уж как-нибудь сам спасусь».
Еврейское Агентство ответило на «отчет Шоу» подробным меморандумом. Лорд Пассфилд — видимо, для того, чтобы выиграть время, — назначил сэра Джона Хоупа Симпсона, отставного индийского чиновника, подготовить еще один отчет — об экономических условиях в Палестине. Этот отчет был окончен к августу в 1930 г. и нанес еще один удар по надеждам сионистов, так как в нем заявлялось, что при нынешних методах обработки земли свободных территорий для расселения новых иммигрантов в Палестине нет, — не считая целинных земель, которые уже приобрело Еврейское Агентство[710]. В отношении дальнейшей иммиграции отчет утверждал, что при соответствующем развитии методов сельского хозяйства в стране появится место не менее чем для 20 тысяч семей. Однако Хоуп Симпсон сомневался в перспективах индустриализации. Сионисты подвергли этот отчет гневной критике, обвинив его в недостаточной фактической обоснованности. Хоуп Симпсон явно недооценил возможности площадей, доступных для обработки земель, что продемонстрировало стремительное развитие палестинского сельского хозяйства после 1930 г.
Этот отчет был опубликован в Лондоне 20 октября 1930 г. — в то же время, когда британское правительство обнародовало свой политический курс в отношении Палестины — «Белую книгу» Пассфилда. В ней заявлялось, что Великобритания несет равные обязательства перед евреями и арабами и что Еврейское Агентство вовсе не находится в особом, привилегированном политическом положении[711]. Этот документ создавал впечатление, что Англия больше не заинтересована в построении еврейского национального дома: отныне рост еврейской общины в Палестине должен зависеть от согласия арабов. Исполнительный комитет сионистской организации выразил свое крайнее возмущение «Белой книгой»: лидеры сионистов заявили, что этот документ перетолковывает мандат в духе предубежденности против еврейских интересов и что он не только является отступлением от сделанного Черчиллем в 1922 г. заявления (которое само по себе уже являлось отступлением от мандата), но даже не учитывает положительных рекомендаций для экономического развития, содержащихся в отчете Хоупа Симпсона[712].
Публикация «Белой книги» Пассфилда вызвала чрезвычайное возмущение евреев во всем мире. Вейцман решил выйти из Еврейского Агентства; так же поступили Феликс Варбург и лорд Мелчетт. Впервые еврейских лидеров не поставили в известность заранее о планах Лондона; и при том, что сионисты знали о неприязни к ним Пассфилда, они все еще питали надежду, что в его окружении остаются некоторые сочувственно настроенные к сионизму политики. Один из членов комиссии Шоу — Генри Снелл, член парламента от лейбористской партии, — заявил о том, что выводы этой комиссии нуждаются в серьезной проверке; и этим протесты не ограничились. 18 ноября, когда «Белая книга» обсуждалась в парламенте, Пассфилду пришлось несладко. Консерваторы и либералы назвали этот документ предательством доверия и нарушением контракта. В рядах лейбористов тоже многие опасались последствий, к которым может привести «Белая книга». Пассфилд пошел на тактический компромисс, признав, что его тоже не устраивают отдельные пункты этого документа. Он заверил Вейцмана в том, что сионисты ложно истолковали «Белую книгу», но в то же время продолжал сопротивляться их главным требованиям (например, массовой иммиграции). Под давлением со всех сторон британское правительство все же решило изменить свою политику. Отречься от «Белой книги» оно, по вполне очевидным причинам, уже не могло, но эти бюрократы знали, как выпутаться из любой дилеммы: подобно тому, как «Белая книга» Пассфилда служила интерпретацией заявления Черчилля, сделанного в 1922 г., так новый документ должен послужить официальным толкованием «Белой книги» Пассфилда. Комитет, в который вошли члены правительства и представители Еврейского Агентства, после долгих обсуждений достиг согласия по важнейшим пунктам этого нового документа и опубликовал его в форме письма Рэмсея Макдональда к Вейцману. Развеяв все несправедливые обвинения в адрес еврейского народа, премьер-министр очередной раз заверил Вейцмана в искренних намерениях британского правительства исполнить условия мандата и признал, что мандат относится не только к евреям, живущим в Палестине, но и ко всему еврейскому народу в целом. Британское правительство вовсе не стремилось затормозить развитие Палестины. В вопросе иммиграции оно не пыталось отступить от принципов «Белой книги» Черчилля. Критерии же для определения способности страны к принятию новых иммигрантов должны быть чисто экономическими, а не политическими по своему характеру.
«Белая книга» Пассфилда представляла собой безуспешную попытку развернуть на 180° политический курс, установленный Бальфуром и Ллойд Джорджем. Эта попытка провалилась, и позитивные перемены в отношениях с британским правительством позволили сионистам, по словам Вейцмана, добиться потрясающих успехов в 1930-е гг. Однако сам по себе факт появления «Белой книги» был тревожным знаком: он продемонстрировал арабам то, что в Англии есть силы, готовые уступить арабскому давлению. И если на этот раз им не удалось добиться своего, то, возможно, новая, более масштабная волна мятежей и кровопролитий в будущем окажется более успешной? И в конце концов ограничения на иммиграцию, предложенные Пассфилдом, были узаконены в «Белой книге» 1939 г., все-таки отвергшей политику Бальфура и Ллойд Джорджа[713].
Письмо Макдональда обеспечило отсрочку этого события всего на семь лет, однако эта отсрочка удачно пришлась на критический период в еврейской истории и обеспечила сотням тысяч беженцев возможность найти себе новый дом. Многие сионистские лидеры упрекали Вейцмана за то, что тот согласился на простое письмо от премьер-министра и не потребовал официального опровержения «Белой книги» Пассфилда; они хотели, чтобы Вейцман не принимал это письмо за основу для дальнейшего сотрудничества с Великобританией. Однако форма ответа по существу не была важна, и прагматик-Вейцман был абсолютно прав, сосредоточившись на сути достижения.
Письмо Макдональда оказалось последним крупным политическим успехом Вейцмана. Его позиции в сионистском движении постепенно ослабевали. Выйдя из Исполнительного комитета в октябре 1930 г., он, по просьбе своих коллег, все же остался председателем на следующем конгрессе. Однако даже друзья советовали ему не выдвигать снова свою кандидатуру на пост президента. Сионисты слишком тесно отождествляли Вейцмана с курсом сотрудничества с Великобританией, и когда отношения с мандатной державой осложнились, он превратился в основную мишень для оппозиции. На конгрессе 1931 г. даже среди «общих сионистов» его уже поддерживали всего около 25 из 84 делегатов: британцы, немцы, чехи и несколько американцев из фракции Липского—Фишмана. Однако Вейцман опирался на поддержку палестинских трудовиков. В своей речи в Нахалале в марте 1931 г. он заявил: «Моя судьба связана с вашей». Он горько жаловался на то, что критики в его адрес становится все больше, и сетовал на речи и статьи, в которых его клеймили как предателя[714]. На самом деле Вейцман вовсе не хотел уходить в отставку, но боевой дух его несколько угас после двенадцати с лишним лет напряженной работы, в течение которых ему приходилось исполнять непростые функции верховного посла, пропагандиста и сборщика налогов.
17-й сионистский конгресс открылся в Базеле 30 июня 1931 г. в атмосфере растущей напряженности и взаимных обвинений. Ревизионисты решили воспользоваться возможностью и принудить конгресс к принятию формулировки «конечной цели» сионизма. Они заявили, что в последнее время звучит слишком много разговоров о равенстве между евреями и арабами и даже о двухнациональной Палестине. Эта, с их точки зрения, пораженческая тенденция несовместима с политическим сионизмом, который проповедовали Герцль и Нордау. Ревизионисты настаивали, что пришло время для радикального пересмотра принципов сионизма и для полной политической переориентации.
Конгресс открыл Соколов, назвавший это собрание «встречей реалистов». По-видимому, сам он не усматривал противоречия между этим заявлением и прозвучавшей позднее в его речи идеей о том, что всякая связь между арабскими бунтами 1929 г. и Декларацией Бальфура отсутствует: по мнению Соколова, эти мятежи были вызваны исключительно религиозным фанатизмом. Вейцман, выступавший после него, дал обзор истории сионизма: он говорил об причинах и мотивах принятия Декларации Бальфура и о различных интерпретациях этого документа, появившихся впоследствии[715]. Он упомянул о чересчур оптимистичных ожиданиях, которые возлагали на Декларацию Бальфура сразу после ее принятия, и указал факторы, тормозившие строительство еврейского национального дома: с одной стороны, рост влияния проарабских кругов, а с другой — обнищание восточноевропейских евреев и тот факт, что русское еврейство оказалось недоступным для сионизма. Сам Вейцман стремился поддерживать центральную позицию между теми, кто полагал, что после Декларации Бальфура политическая деятельность уже не нужна, и теми, кто, впадая в другую крайность, хотел заниматься только политикой. Критики «Возлюбленных Сиона» с презрением отзывались о методах этого общества: еще один дунам земли, еще несколько деревьев, еще одна корова, еще одна коза и парочка домов в Хадере. Но «если и существует другой способ построить дом, кроме как укладывая кирпич за кирпичом, то мне он неизвестен, — заявил Вейцман. — Если и существует другой способ построить страну, кроме как собирая дунам за дунамом, человека за человеком, ферму за фермой, то и он мне неизвестен. За одним человеком придет другой, за одним дунамом — еще один… А вот сколько понадобится на это времени — вопрос не одной только политики».
Речь Вейцмана произвела на многих впечатление, но убедила далеко не всех критиков. Они слышали подобные заявления слишком часто и хотели смены руководства. Жаботинский утверждал, что одних лишь экономических достижений недостаточно, чтобы сионизм занял сильную политическую позицию. Письмо Макдональда — недостаточная основа для сотрудничества с мандатными властями, так как оно дает арабам право наложить вето на любую деятельность, проводимую в соответствии с мандатом. Недостаточно также откладывать цель создания еврейского большинства в Палестине на некое отдаленное будущее. Сионистское движение должно четче сформулировать свою позицию и объявить, что его целью является скорейшее создание еврейского большинства по обе стороны Иордана и основание еврейского государства. В отступлении от духа Декларации Бальфура виновата не одна только Англия. В нем повинно и само сионистское движение или, по крайней мере, его руководство, постоянно уверявшее британское правительство в том, будто нынешняя политическая ситуация устраивает сионистов.
Жаботинский в своем выступлении крайне негативно интерпретировал письмо Макдональда, но в целом его речь выглядела вполне достойно и была лишена личных выпадов. Другие ораторы оказались менее сдержанными: Груенбаум, с похвалой отозвавшись о социальной и экономической политике Вейцмана, тем не менее, резко осудил его способ ведения международных дел. Минимализм был еще оправдан в первые годы после Декларации Бальфура, когда с его помощью можно было избежать конфликтов. Но в 1929 г. эта система отжила свой век и стала бесполезной. Доверять Англии уже невозможно. Фарбштейн (представитель «Мицрахи») потребовал отставки Вейцмана, ибо в своем выступлении на собрании Комитета Действия год назад тот отказался от требования создать еврейское большинство в Палестине.
ebooksa