Горло Винсенте работало, он хрипел и брызгал слюной. Берни понимал, что задумал его друг. Отец Эдуардо нагнулся, Винсенте глотнул воздуха, но мокрота, которую он собирал во рту, соскользнула в дыхательное горло. Он закашлялся, начал задыхаться, отчаянно хватая ртом воздух. Лицо его побагровело, он сел, судорожно дыша. Берни стал стучать ладонью по его спине. Винсенте выпучил глаза, рыгая и провоцируя рвоту. Затем по его измученному телу прошел спазм, и несчастный откинулся на спину. Из его горла вылетел долгий булькающий вздох в знак крайней усталости. Берни увидел, что глаза друга утратили всякое выражение. Он был мертв. Священник опустился на колени и начал молиться.
У Берни подкосились ноги, он сел на постель. Через минуту отец Эдуардо встал и перекрестился. Берни враждебно взглянул на него:
— Он пытался в вас плюнуть, вы хоть поняли?
Священник покачал головой.
— Вы грозили ему адом, он собирался плюнуть в вас и подавился слюной, — пояснил Берни. — Из-за вас он умер.
Отец Эдуардо посмотрел на тело Винсенте, покачал головой и, развернувшись, пошел к выходу из барака.
— Не беспокойтесь, отец, он не в аду! — крикнул ему вслед Берни. — Он вне ада!
Винсенте похоронили на следующий день. Так как он не получил последнего причастия, церковная церемония была невозможна. Это порадовало бы его. Берни тащился по снегу за отрядом могильщиков и нес завернутое в старую простыню тело к склону холма, где хоронили умерших. Труп опустили в неглубокую могилу, выкопанную на заре.
— Adíos, compadre, — тихо произнес Берни и почувствовал себя страшно одиноким.
Сопровождавший их охранник перекрестился и дал ему знак винтовкой, что пора возвращаться в лагерь. Отряд могильщиков принялся засыпать яму, земля успела смерзнуться, и это давалось им с трудом. Снова пошел снег, он падал крупными белыми хлопьями.
«Отец Эдуардо будет считать, что ты объят адским пламенем, а на самом деле твои останки заледенеют, — подумал Берни. — Эта шутка развеселила бы тебя, Винсенте».
Днем Берни стоял, прислонясь к стене барака, и курил сигарету, которую по доброте душевной дал ему один из могильщиков. Вдруг подошел Пабло. Вид у него был смущенный.
— Мне поручили передать тебе от имени партячейки… — заговорил он.
«Потому что ты был моим приятелем, — подумал Берни, — чтобы показать: Эстабло всех построил».
— Тебя признали виновным в неисправимом буржуазном индивидуализме и неповиновении начальству, — тупо пробубнил Пабло. — Ты исключен из партии, и мы тебя предупреждаем: в случае попыток саботажа нашей ячейки к тебе будут приняты меры.
Берни знал, что это означает, — нож под ребра в темноте; такое в лагере уже случалось.
— Я верный коммунист и всегда был им, — сказал он. — Авторитет Эстабло я не признаю. Настанет день, когда я представлю свое дело в Центральном комитете.
— Зачем ты лезешь на рожон? — спросил Пабло, понизив голос. — К чему это упрямство? Ты строптив, Бернардо. Говорят, ты подружился с адвокатом лишь для того, чтобы досадить нам.
Берни горько усмехнулся:
— Винсенте был честный человек. Я им восхищался.
ebooksa