В Гарри забурлил гнев, но ему нужно было привлечь его на свою сторону.
— Она согласилась выйти за меня, — сказал он спокойно.
Толхерст нахмурился:
— Слушай, ты уверен? Привезешь ее в Англию и будешь связан с ней навеки. — Он потер подбородок. — Ты ведь не создал ей проблем?
— Нет. Хотя там есть ребенок, о котором они с братом заботятся, сирота. Мы бы хотели забрать и его.
Толхерст в недоумении уставился на Гарри:
— Послушай, я знаю, тебе в последнее время пришлось нелегко, подходящий ли сейчас момент, чтобы принимать такие решения? Ты только не обижайся.
— Знаешь, Толли, я этого хочу. Ты поможешь? С иммиграционным отделом.
— Не знаю. Нужно поговорить с капитаном.
— Ты поговоришь? Прошу тебя, Саймон. Я сознаю, что беру на себя большую ответственность, но я этого хочу, понимаешь?
Толхерст почесал подбородок:
— У девушки и ее брата есть какие-нибудь политические связи?
— Нет. Они настроены против режима, но в этом нет ничего необычного.
— Верно. Для людей их класса — нет. — Толхерст побарабанил пальцами по столу.
— Если бы ты сделал, что можешь, Толли, я был бы тебе по гроб жизни обязан.
— Ладно, — просиял Толхерст. — Я попытаюсь.
Гарри и София договорились, что он придет на обед и они расскажут Энрике и Пако о своих планах. Он наконец вылез из такси, открыл дверь подъезда ключом, который дала ему София, и осторожно поднялся по темной лестнице. Не видно было ни зги, поэтому Гарри зажег спичку. Такой совет дал ему Толхерст — всегда иметь при себе спички на случай отключения электричества.
Он постучал, и София откликнулась. Тусклый свет упал на площадку, когда она открыла дверь. На ней было платье, которое она надевала в театр. Комнату за спиной освещало множество свечей, их мягкое мерцание скрадывало пятна сырости на стенах, маскировало обшарпанную мебель. Кровать Элены так и стояла у стены. Гарри наклонился и поцеловал Софию. Она выглядела усталой и тихо сказала:
— Hola.
— А где Энрике и Пако?