– О, благодарю вас от всей души, мистер Хамфрис! Ой, мне уже пора. Теперь то я точно знаю, что смогу взять реванш над мисс Фостер (это дочь нашего священника, они к нам приехали на выходные, кстати, прекрасная семья). Мы постоянно друг над другом подшучиваем и гадаем, кому из нас первой суждено войти в этот лабиринт.
– По-моему, ключи от сада находятся у вас в доме, – сказал мистер Купер, который как раз в этот момент просматривал огромную связку ключей. – Вот ключ с номерком – он от библиотеки, а этот…, ладно. Ну, а теперь, господин Хамфрис, если вы уже готовы, то попрощаемся с дамами, нам сегодня предстоит сделать маленький обход.
Лишь только они вышли за ворота дома мистера Купера, как господин Хамфрис сразу стал мишенью для пересудов дряхлых старушек и предметом зависти для более молодых глаз. Нет, это была не организованная процессия, а собрание местных жителей, которых по какой-то причине на этой деревенской улочке оказалось очень много. Причем с каждым из присутствующих приходилось здороваться кивком головы и приподнимая шляпу. А после того, как они добрались до имения, теперь принадлежащего ему, и вошли в его ворота, предстояло обменяться несколькими фразами с женой сторожа, охраняющего поместье, и поговорить с самим сторожем, который их встретил на тропинке, ведущей в самую глубь сада. Я не буду тратить время на подробный пересказ всех их разговоров и описание всего их пути. Они упели пройти всего полмили от того расстояния, что разделяет особняк и домик смотрителя, вдруг господин Хамфрис, как бы невзначай, спросил своего попутчика о покойном дяде. По всей видимости, мистеру Куперу только этого и надо было для того, чтобы начать бесконечный разговор.
– Как сказала моя жена, невозможно даже представить такое – вы никогда не видели вашего дяди. Поймите меня правильно, мистер Хамфрис, я точно говорю, если посмотреть со стороны, то между ним и вами очень мало сходства. Только это вовсе не значит, что я хотел сказать о нем что-нибудь плохое или вам в укор – ни в коем случае. Я могу сказать одно – он был…, – продолжал господин Купер, неожиданно останавившись и внимательно поглядывая на Хамфриса, – он был…, словом, хилый ипохондрик. Вот, так будет точно. Да, да, сэр, это был очень мнительный человек. Он полностью отгородился от всего мира. Я как-нибудь принесу вам вырезку из местной газеты со статьей, которую я написал по случаю его кончины. Насколько я помню, в этом был он весь. Но, мистер Хамфрис, – продолжал он, ударяя кулаком себя в грудь, как бы подтверждая чистую правду своих слов, – ни в коем случае не подумайте, что я хочу о нем что-нибудь плохое сказать, человека более достойного я не встречал. Ваш почтенный дядюшка к тому же был моим работодателем. Он был честен во всем, мистер Хамфрис, открытый и отзывчивый, свободомыслящий и без предрассудков во всех своих делах. У него всегда было открыто сердце для сострадания, и всегда он был готов протянуть руку помощи. Что поделаешь, беда иметь такое слабое здоровье, больше и сказать нечего, подкачало здоровьишко.
– Да, жалко, что всё так получилось. А у него не было какого-нибудь хронического заболевания, которое могло его погубить быстрее, чем старость?
– Точно, точно, мистер Хамфрис, кошмар какой-то. Угас как мотылек на пламени свечи, – сказал Купер, сопровождая свои слова соответствующим жестом, – не звенит больше золотой колокол. Правда, на ваш вопрос ответ я дам отрицательный. Вот, вы спросите у меня, что его в могилу свело, общий упадок сил? Я скажу – да. А были какие-нибудь жалобы? Я отвечу – нет. Только знайте, у него был просто жуткий кашель. Я это точно говорю, так как мы частенько у него бывали. – Неожиданно он сменил тему разговора: Великолепный особняк, мистер Хамфрис, а вы так не считаете?
Правильным будет сказать, что особняк этот заслуживал лестного отзыва. При этом, если не обращать внимания на его довольно странные пропорции, то наблюдатель видел перед собой высокий дом из красного кирпича, с плоским парапетом[264] почти полностью ограждающим кровлю. Создавалось впечатление, будто городской дом перенесли в деревню. У него был мощный фундамент, цокольный этаж и весьма массивная лестница, ведущая к входной двери. Учитывая высоту строения можно было заметить, что дому не хватает флигелей, но почему-то их не было. Хозяйственные постройки и конюшни прятались за кустами и деревьями. На первый взгляд Хамфрису показалось, что дом этот был построен, примерно, в 1770 году.
Пожилая пара, нанятая в качестве дворецкого и кухарки-горничной, уже поджидала внутри дома. Дверь они открыли сразу, не успел к ней подойти новый хозяин поместья. Как их звали Хамфрис уже знал, а звали эту супружескую чету – Кэлтон. За первые несколько минут общения манеры стариков, и то как они выглядели, произвели на него приятное впечатление. Обсудив всё по пунктам в результате решили, что осмотр хозяйственных построек и подвала они будут проводить вместе с Кэлтоном на следующий день, то есть завтра, миссис Кэлтон тут же перевела тему разговора на постельное белье и прочие нужные вещи, впрочем, так и должно было быть. Затем, оставив Кэлтонов, они вместе с Купером отправились в экскурсию по дому. Его планировка, также как и устройство, для нашего рассказа большого значения не имеет. Комнаты на первом этаже были очень неплохие, особенно библиотека, которая была такая же просторная, как и столовая, её три окна выходили на восток. Спальная, которую приготовили для Хамфриса, находилась сразу над библиотекой. На стенах в ней висело много интересных картин, во всяком случае, особенно ценных, а я имею в виду старинные картины, было совсем мало. Новой мебели в доме не было, да и книги, издававшиеся после семидесятых годов нашего столетия, редко встречались. Выслушав подробный доклад о реконструкции, которую его дядя провел в своем доме и оценив этот огромный труд собственными глазами, он остановился и долго разглядывал портрет, висевший в гостиной, на котором тонкая кисть художника запечатлела покойного хозяина дома. Хамфрису пришлось согласиться с Купером в том, что при всем желании найти сходство между ним и его дядей было крайне тяжело. Он почувствовал, как у него защемило сердце от того, что в душе его нет скорби – dolebat se dolere non posse[265], после утраты человека, которого он никогда в своей жизни не видел, но который либо испытывая добрые чувства по отношению к своему племяннику, либо еще по какой-то причине, сделал так много для его процветания. Он уже понял, что Уилсторп то самое место, где он может быть счастлив, и особенно прельщало его, превосходя все ожидания и мечты, обладание этой огромной библиотекой.
Наконец они собрались пойти в сад, а пустые конюшни, так же как и прачечная, могли и подождать. Оказавшись в саду, вскоре им стало ясно, что мисс Купер была абсолютно права, когда говорила о том, что там многое следует изменить. При этом очень хорошо было то, что мистер Купер не выгнал садовника. Покойный мистер Вильсон, по всей вероятности, а скорее это даже можно сказать с большей уверенностью, не особенно разбирался в последних новшествах в области садоводства. Тем не менее, всё, что было сделано в его саду – было сделано со знанием дела, человеком, понимающим в этом толк, кроме того, весь необходимый садовый инвентарь и оборудование были в превосходном состоянии. Купер был очень доволен, заметив, что Хамфрису понравилось в саду, поэтому время от времени он обращался к нему со своими предложениями. – Сморю, вам понравилось здесь, мистер Хамфрис. Знаете, а ведь вы можете сделать это удивительное место центром, который будет привлекать к себе внимание общественности, и пусть годы летят над нашими головами – всё будет нипочем. Хотелось бы застать сегодня Клаттермана – он главный садовник в нашем саду. Он был сегодня, да, да. Только вот, пришлось ему уйти. Беда приключилась с его сыном какая-то, лихоманка[266] замучила! Очень хочу, чтобы он узнал какого вы мнения о саде и о том, как он его содержит.
– Вы же мне говорили, что его сегодня не будет. Я очень расстроился, когда узнал о его сыне, впрочем, думаю, у нас и завтра будет достаточно времени. А что это, вон там, на кургане, где трава кончается? Это не тот храм, о котором говорила ваша дочь?
– Это он и есть, мистер Хамфрис – Храм Великого Братства. Он построен из мрамора, привезенного из Италии дедушкой вашего покойного дяди, как раз для этой цели. У вас нет желания прогуляться в ту сторону? Оттуда открывается отличный вид на парк.
Издалека очертания храма больше напоминали Храм Севильи в Тиволи[267], но в отличие от итальянского, этот храм имел купол, и был он намного меньше по размерам. Несколько мрачных старинных барельефов выступали на стене, все вместе они производили впечатление какой-то грандиозной процессии. Купер достал ключ и, немного повозившись с замком, открыл тяжелую дверь. Потолок внутри храма был оформлен со вкусом, но вот зато убранство было скудное. Пол главным образом был завален какими-то каменными блоками округлой формы, на каждом из них, нас слегка выступающей части, была высечена одна единственная буква с четкими краями.
– Что это? – спросил Хамфрис.
– Что это? Вопрос конечно интересный. Мы знаем о том, что всё из того, что существует – существует для чего-то, да-да, мистер Хамфрис, поэтому я считаю, что и эти огромные камни тоже для чего-то сюда положили. Только вот для чего они здесь, и были ли когда-нибудь кому-нибудь нужны (тут господин Купер начал говорить менторским тоном), если спросить меня – то толком я не отвечу, сэр. Единственное, что я о них знаю, и все мои познания на этом и кончаются, то, что они, насколько мне известно, были перенесены сюда по приказу вашего покойного дядюшки из лабиринта. А было это в то время, когда я у него еще не работал. Так что, господин Хамфрис, это…
– А, ну конечно! Лабиринт! – воскликнул Хамфрис. – Я совсем про него забыл: нам надо его осмотреть. Где он находится?
Купер потянул его к двери храма и указал своей тростью вдаль.
– нараспев, словно читая стихи, произнес он (пытаясь подражать манерам второго старца из «Сусанны» Генделя[268]…
– Направьте свой взгляд куда указывает моя трость, а теперь переведите глаза на линию, которая находится прямо напротив того места, где мы сейчас стоим. Я уверен, мистер Хамфрис, вы увидите арку над сводом. Увидели, нет? Зачит, то, что вы сейчас видите, есть конец одного пути из лабиринта, выходящего непосредственно к этому храму. Как насчет того, чтобы там побывать? Ради такого случая я бы из дома принес ключ. Если вы пойдете, то я без долгих раздумий присоединюсь к вам.
Хамфрис захотел пойти по той дорожке, которая вела к храму мимо сада, видневшегося за домом, и выходила прямо на дернистый подступ к входу в лабиринт с аркой, на который ему показывал Купер. Разочарованию его не было предела когда он увидел, что весь лабиринт огорожен высокой стеной, а на самом входе установлены железные ворота с висячим замком. В этот момент он сразу вспомнил слова мисс Купер о том, что дядя не хотел никого пускать в эту часть сада. Подойдя к воротам он остановился, и стал с любопытством осматриваться, а Купера всё не было. Несколько минут он стоял и смотрел, и за всё это долгое время он успел не один раз прочитать девиз над входом, написанный на латыни: «Secretum meum mihi et filiis domus meae[269]», при этом пытаясь вспомнить, откуда взята эта фраза. Потом ему пришло в голову взобраться на стену – только этого не стоило делать, нужно было сначала надеть какой-нибудь старый костюм. Затем он начал думать: «Может этот замок можно легко сорвать, ведь он проржавел давно?», – попытка оказалась безуспешной. – «Да нет, держится крепко.», – со злобой и раздражением он лягнул ногой ворота, после чего те поддались и замок упал к его ногам. Толкнув калитку еще раз он вошел внутрь, где ему пришлось пробираться через заросли крапивы, бурно разросшиеся от самых ворот в глубь лабиринта.
Лабиринт был высажен тисом[270] по окружности, при этом живая изгородь, которую долгое время никто не подстригал, до невероятности разрослась во все стороны. К этому времени, сразу начиная от входа, его дорожки уже стали непроходимыми. Изрядно вспотев и пытаясь не обращать никакого внимания на ветки, цепляющиеся за одежду, крапиву, которая жалила и колола, Хамфрис, благодаря величайшим усилиям, все-таки смог протиснуться через буйную поросль: «Так или иначе,» – рассуждал он. – «Мои усилия не пропадут даром, а потом можно будет легко найти дорогу обратно, так как след останется заметный». – До сих пор, насколько он помнил, бывать в лабиринте ему не доводилось, в тоже время сейчас ему не казалось, что от этого он много потерял. Сумрак, слякоть, сырой запах раздавленного подорожника, жалящая крапива – всё это заставляло постоянно быть в движении, чтобы окончательно не упасть духом. Также было похоже на то, что этот лабиринт не принадлежал к числу очень запутанных. Особенно не задумываясь над тем, какую дорожку выбрать для прохождения, он уже добрался почти до самого центра и поглядывал, подошел Купер или нет. Вот и долгожданный центр! Достичь его было легко. В довершение всего там, в самом центре, он нашел нечто, способное вознаградить за огромную трату энергии и неуёмное рвение. Сначала ему показалось, что перед ним солнечные часы, но когда он раздвинул рукой заросли ежевики и вьюнка, закрывшие заинтересовавший его предмет, то оказалось вещь там прячется куда более хитроумная, сложная. Он увидел перед собой каменную колонну пяти футов высотой, а на её вершине стоял медный металлический глобус. Внимательней присмотревшись к патине, зеленому налету медной окиси покрывшему весь шар, он увидел тонкую гравировку. Причем ему сразу стало понятно, что нанесение орнамента и надписей было делом рук исключительного мастера. Правда, рисунок и буквенные символы открывались глазу пытливого наблюдателя не сразу. То, что увидел перед собой Хамфрис, а более цепкий взгляд на рельефные контуры эту догадку подтвердил, – он наткнулся на одну из тех таинственных вещей, которая называется звездным глобусом[271], благодаря которому, насколько известно, никто еще ничего не узнал о Царстве Небесном. Впрочем, вокруг было очень темно, по крайней мере в самом лабиринте, чтобы суметь такую любопытную находку лучше рассмотреть, кроме того он услышал голос Купера, а вместе с ним и звук, напоминающий зов трубящего слона в джунглях. Хамфрис откликнулся на его голос и подсказал как найти тропинку, которую он протоптал. Буквально через несколько минут запыхавшийся Купер был уже возле него. Он не мог найти нужных слов для того, чтобы извиниться за свое опоздание, объяснив его тем, что долго не мог найти ключ от лабиринта: «Вот тебе на!», – вырвалось у него. – «Что ни говори, а вы все-таки сумели добраться до самого его сердца без посторонней помощи. Через все тернии, как говорится. Во дела! Да, всё точно. Полагаю, лет тридцать-сорок сюда не ступала нога человеческая. Я знаю одно, и знаю наверняка, – это то, что я здесь раньше никогда не бывал. Неплохо, неплохо! Какая там есть пословица об ангелах боящихся шаг ступить? На этот случай она как раз подходит.» – Не смотря на то, что Хамфрис совсем недавно познакомился с Купером, он сумел понять, что в его словах нет никакого коварства или подвоха, поэтому и не стал употреблять той фразы, которая вертелась у него на языке, а может быть, он не стал язвить еще по той причине, что торопился домой на вечерний чай, ведь, оказавшись дома, он собирался отпустить Купера по своим делам. Они отправились обратно по тому же пути, по которому сюда и пришли, только пробираться по нему обратно было немногим легче, чем прокладывать новый.
ebooksa