Письмо, которое мисс Олдис начала писать своей подруге за день или два до того, как была найдена любопытная антикварная вещица, является еще одной деталью в этой истории. В стиле, избранном мисс Олдис для написания письма, явно прослеживается подражание одаренной поэтессе, чье творчество оказало сильное влияние на дух и мысль женщин своего времени, я говорю о мисс Анне Сьюард[308], известной как Лебедь Личфилда.
«Моя дорогая Эмили несомненно с нетерпением жаждет услышать о том, что мы, наконец (я говорю о моем горячо любимом дяде и о себе лично), поселились в доме, который теперь нас величает – хозяева! О, простите, ошиблась, – хозяин и хозяйка, – как в прошлом он называл многих других своих жильцов. Здесь мы узнали, что это такое, слияние современной элегантности и старины, убеленной сединами, ощутили его вкус до такой степени, как никому из нас прежде не доводилось в жизни. Городок, в который нас занесло судьбой, маленький, что само по себе склоняет к некоторому раздумью, не глубокому, но очень прочувствованному, размышлениям о житейских радостях и воспоминаниям о приятном общении. Жители близлежащих деревень, наравне с обитателями особняков, разбросанных по холмам и долинам, принадлежат к тому сорту людей, чей лоск и глянец ежегодно обновляется от соприкосновения со столичной роскошью и великолепием, а общение с людьми другого склада, чья грубоватая, по-домашнему непритязательная сердечность и доброта временами служит контрастом городскому чванству, вызывает не меньше приятных эмоций и воодушевления. Устав от роскоши залов и гостиных наших друзей, мы со всем рвением кинулись искать спасения от борьбы различных взглядов и мировоззрений, также как от бесконечных пересудов и каждодневных сплетен мы поспешили укрыться под сенью пышного великолепия нашего достопочтенного кафедрального собора, чей серебренный колокольный звон каждый день призывает нас к молитве. А на тенистых дорожках безмятежного кладбища, расположенного за собором, мы с кротким сердцем погружаемся в созерцание, и время от времени с блестящими от слез глазами вспоминаем о всех ушедших из жизни: молодых и пожилых, красивых и умных, добрых и порядочных».
Далее следует неожиданная смена манеры выражения мысли.
«Как бы там ни было, моя дражайшая Эмили, я не могу больше придерживаться того изящного стиля, который тебе импонирует в большей степени, и в котором мы обе находим удовольствие общаться. То, что я хочу тебе рассказать, совершенно выходит за рамки обыденного сознания, и выглядит просто потрясающим по сравнению со всем тем, с чем мне доводилось сталкиваться до сей поры. Этим утром мой дядя принес к завтраку какой-то сверкающий предмет, который, как он сказал, отдал ему сын нашей прислуги, – не то медальон, не то талисман, примерно, такой формы (небольшой рисунок я прилагаю), он дал его мне, а после того, как дядя ушел, я положила его на стол перед собой. Сама не знаю почему, но помню, вдруг уставилась на него, глаз не могу оторвать. Это длилось несколько минут, пока я не вспомнила, что у меня еще есть дела. Уверена, это вызовет у тебя лишь недоверчивую улыбку если я скажу, что мне тоьгда показалось, будто я начала видеть на поверхности этого блестящего медальона объекты, а может быть даже целые сценки из жизни, происходящие далеко за пределами той комнаты, в которой я находилась. Впрочем, ты нисколечко не удивишься тому, что после того, как я всё это увидела, я начала искать возможность, как можно быстрей вернуться в свою комнату и еще раз попытаться увидеть что-нибудь с помощью этого медальона, который, а я уже начала в это верить, обладает магической силой. Просто, волшебство какое-то, точно говорю. Поверь мне, Эмили, хотя бы в память о том, что для нас обеих всегда было самым личным и дорогим, то, что я пережила в этот вечер далеко выходит за пределы всего того, что я до сих пор знала и понимала, словно я на какое-то время вышла за рамки реальности. Попытаюсь писать кратко – надеюсь, ты меня поймешь. В тот яркий, солнечный, летний день, сидя в своей комнате и внимательно всматриваясь в хрустальную глубину того самого маленького круглого талисмана, я сначала увидела какое-то место, такого я никогда раньше не видела, холмистое. На холме стояла крепость, заросшая дикой травой, вся в руинах из серого камня, а вокруг этих развалин торчали полуразвалившиеся стены из неотесанного камня. Вдруг появилась какая-то уродливая старуха, – страшная ужасно, в каком-то красном плаще и истрепанной в лохмотья юбке, она разговаривала с мальчиком, одетым так, как одевались может быть лет сто назад. Старуха что-то держала в своей руке, какой-то блестящий предмет, и мальчик тоже что-то держал в своей, а потом я поняла, что это было – это были деньги, потому что когда он их ей отдавал, одна монета упала из её дрожащей руки и покатилась в траву. Потом это видение прошло, а когда началось другое, я успела заметить только одно – на разрушенных стенах крепости лежали кости, там еще был и череп, причем кости были разбросаны как попало. Вслед за этим я увидела двух мальчиков, один был точно тот из прошлого видения, а другой помладше. Они были в каком-то саду, обнесенном стеной, а тот сад (не смотря на то, что всё в нем расставлено было по другому и деревья были еще молодые) я смогла узнать, потому что это был именно тот сад, который я вижу сейчас из моего собственного окна. Мне показалось, что мальчики во что-то играют, рядом с ними на траве блестело какое-то стеклышко. Старший из них положил руки на этот блестящий предмет, а затем поднял их и сложил так, будто молится. Через пару мгновений я увидела, и оторопь меня взяла от увиденного, его руки были сильно испачканы кровью. Небо закрыло тучами, мрак поглотил его. Этот же самый мальчик теперь повернулся лицом к стене сада, и стал кого-то призывать, маня обеими руками, и пока он это делал я начала видеть над стеной движущиеся силуэты. Может быть это были очертания каких-нибудь фантастических животных или может быть призраков, этого я не смогла понять. В этот же самый момент этот старший из мальчиков резко обернулся, схватил за руку младшего (который всё это время сосредоточенно разглядывал то, что лежало на земле) и оба убежали. После этого я увидела кровь на траве, небольшую кучу кирпичей, а еще там были черные перья разбросанные вокруг. Это видение исчезло, после него появилось другое. Правда, оно было до такой степени сумрачным, что я сначала ничего толком не разобрала, всё было словно как в тумане, а потом кое-что все-таки мне удалось разглядеть. Появились смутные очертания какого-то человека, сначала он полз низко прижавшись к земле между деревьев или может быть каких-то кустов, по которым неистово хлестал ветер, потом он побежал, причем очень проворно, при этом постоянно оборачиваясь как бы смотря, далеко ли его преследователи, а лицо у его было испуганное, бледное. Преследователи действительно гнались за ним и вот-вот готовы были его настичь, их очертания были темными, неясными, было их трое или четверо, точно не скажу, скорее всего, они были похожи на каких-то собак, хотя совсем не такие, как те собаки, которых мы знаем, эти были какие-то демонические. Если бы я, увидев весь этот кошмар, сумела закрыть глаза, я бы точно это сделала, но меня будто парализовало. Последнее, что я видела – были очертания фигуры, напомнившей мне первого мальчика, постарше. Он бежал со всех ног и спешил спрятаться под каким-то сводом, я увидела, как он вцепился во что-то на чем и повис, а те, кто за ним гнался по пятам, его схватили у куда-то утащили. После этого мне почудилось, будто я слышу крик, так кричат от отчаяния и бессилия, а вслед за этим я услышала эхо, оно вторило ему. Вполне возможно, что я упала в обморок или уснула, а когда очнулась у меня появилось такое чувство, будто стоит день и я выхожу на свет из кромешной тьмы. Вот такие у меня были видения, Эмили, всё это чистая правда, я ничего не придумываю. Скажи, может быть, я стала невольным свидетелем какой-то жуткой истории, связанной с этим домом?».
На следующий день она продолжила писать письмо.
«Мой рассказ о вчерашних событиях нельзя считать законченным, случилось еще кое-что после того, как я отложила ручку. О том, что я увидела с помощью этого таинственного талисмана я дяде ни слова не сказала, ты же знаешь, как мало подготовлен его шаблонно мыслящий ум к подобного рода мистическим озарениям, он считает, что исключительным средством от подобного рода оказий является ложка венского питья[309] или стакан хорошего портвейна. Вечер прошел мирно и спокойно, а такой вечер гораздо лучше, чем вечер унылый и скучный. Уже было довольно поздно, когда я пошла к себе спать. Ты можешь представить какой ужас охватил меня, когда еще не добравшись до своей постели, я услышала душераздирающий вой, в этом вое я сразу же узнала голос моего дяди, хотя прежде мне от него такого никогда не доводилось слышать. Его спальня находится в самом дальнем углу этого огромного дома, для того чтобы до неё добраться, нужно идти через старинный холл футов восьмидесяти в длину, потом через комнату с высокими потолками, обшитую панелями, затем еще через две спальни, в которых у нас никто не живет. Во второй комнате, в той, где почти нет мебели, я его и нашла, но сперва, когда я туда только вошла, я оказалась в кромешной темноте. Когда я, держа в руках свою свечу, наткнулась на него, он тут же схватил меня и в первый раз, за всё то время, что я его знаю, я почувствовала, что его руки дрожат, рядом с ним я увидела его свечу, она потухшая и раздавленная валялась на полу. Только благодаря Господу Богу нашему, мы сумели выбраться из этой комнаты. Он не хотел говорить ничего о том, что так сильно его напугало. – «Завтра, завтра», – было единственное, что я услышала от него. Мы наспех соорудили для него постель в комнате по соседству с моей. При этом я сильно сомневаюсь, что в эту ночь он спал лучше меня, тогда как мне удалось поспать всего лишь пару часов, да и то, в полглаза, уже когда солнце взошло довольно высоко, причем, сны мне снились кошмарные, особенно один. Этот сон глубоко засел у меня в памяти и о нем я точно должна рассказать тебе в надежде на то, что это поможет разогнать оставшийся после него неприятный осадок. Мне снилось, будто я вхожу в свою комнату, и в этот момент ощущение присутствия в комнате чего-то потустороннего камнем обрушивается на меня. С нерешительностью и неохотой, я не могу объяснить откуда они появились, я подошла к своему комоду, сразу открыла его верхний ящик, в котором лежали всякие ленты, косынки, платки, потом второй, тут у меня уже мурашки по коже ползать начали, вдруг я что-то нехорошее почувствовала. Затем я открыла третий, он же был и последний, а в нем была целая стопка аккуратно сложенного постельного белья. Я начала смотреть поверх него, и в этот момент мне стало страшно. Я хорошо помню, как откуда-то появилась розовая рука, буквально вынырнувшая из складок между сложенного белья, она начала вялыми движениями что-то нащупывать в воздухе. Такого вынести я не смогла и со всех ног бросилась прочь из комнаты, а как только выбежала – захлопнула за собой дверь, после этого я там застряла, изо всех сил стараясь запереть её на ключ. Дело в том, что ключ никак не хотел поворачиваться в замочной скважине, в то же самое время я услышала в комнате какой-то шелест, мне показалось, будто там что-то движется, оно стукалось обо всё на своем пути, приближаясь ближе и ближе к двери. Не знаю, почему я не убежала вниз по лестнице, а стояла словно заколдованная, вцепившись в дверную ручку. К моему великому счастью, именно в этот момент, когда какой-то призрак с невероятной силой начал тянуть с той стороны и ручка должна была вот-вот вырваться у меня из рук, я проснулась. Конечно, может быть, ты и скажешь, что всё это сказки, но меня, лишь только снова вспомню, от такого сна жуть пробирает».
«Сегодня за завтраком мой дядя совсем не хотел со мной разговаривать, я думаю, ему было стыдно за то, что он такого шороху навел сегодня ночью. Тем не менее, в конце трапезы он спросил в городе ли еще мистер Спирман, и сказал, он считает, что у этого молодого человека достаточно трезвый рассудок. Думаю, ты знаешь, Эмили, что я не могу с ним не согласиться на этот счет, а также и то, что я не смогла ответить на его вопрос. Спросив о мистере Спирмане он тут же вышел, и с тех пор я его не видела. Не знаю, должна ли я писать тебе всё это сейчас или подождать до следующего письма».
Читатель не ошибется, если предположит, что мисс Мэри и господин Спирман очень близко знакомы. По записям, имеющимся у меня, я вижу, что они скоро поженились. Их свадьба состоялась сразу после июня. Господин Спирман представлял из себя молодого франта, он имел хорошее поместье по соседству с Витминстером, и нередко, именно в это время года, любил проводить по нескольку дней в гостинице «Кингз Хэд», объясняя свое пребывание в гостинице какими-то сверхважными делами. Судя по всему, у него было достаточно свободного времени, поскольку страницы его дневника буквально исписаны, особенно это касается того периода и тех событий, которые я затрагиваю в своем рассказе. На мой взгляд, он отображает всё настолько точно – насколько это возможно, причем известно также, что столько внимания он уделил своему дневнику по просьбе мисс Мэри.
«Дядя Олдис (как я надеюсь, что в скором времени буду иметь полное право называть его так) выдал сегодня утром. Поговорив на все темы, какие только могли прийти ему в голову, он вдруг заявляет. – Я бы хотел, Спирман, чтобы вы внимательно выслушали то, что я сейчас собираюсь вам рассказать, и никому об этом не рассказывали, ни единого слова, до тех пор, пока я не смогу найти всему сличившемуся достаточного объяснения. – Будьте уверены, – говорю, – вы целиком и полностью можете мне доверять. – Я не знаю, что вы обо всем этом подумаете, – сказал он. – Вы же знаете, где находится моя спальня. Она стоит дальше всех комнат, и мне приходится проходить через огромный холл, и еще две или три комнаты, чтобы добраться до неё. – То есть, получается, она находится в самом конце, ближе к церкви? – спросил я у него. – Получается так, ну так вот, вчера утром Мэри сказала мне, что в комнате, которая прямо перед моей, полно насекомых, что-то вроде мух, и наша домоправительница никак не может избавиться от них. Это понятно или нет? – Но, позвольте, – отвечаю я ему. – Вы еще не рассказали мне то, что хотели рассказать. – Да, пожалуй, Вы правы, сам не могу поверить во всё это, а, кстати, что такое настоящие пилильщики? Какие они должны быть размером? – В этот момент я начал думать, уж не тронулся ли он. – То, что я называю пилильщиками, – говорю ему очень тактично, – это такие красные насекомые, похожие на долгоножек, но не такие большие, примерно с дюйм, может меньше. У них очень жесткий панцирь, и на мой взгляд… – Только я собирался сказать, что они на мой взгляд весьма отвратительны, как он перебил меня, – Ну, ладно, с дюйм, или что-то вроде того. Такое не подходит. Вот что я могу Вам сказать, – после этого я ему говорю, – Вы знаете. Будет гораздо лучше если Вы все-таки сначала до конца расскажете то, что произошло, а уж потом я постараюсь сказать, что можно сделать. – Он серьезно и задумчиво посмотрел на меня. – Наверное, Вы правы, – сказал он. – Только сегодня я говорил Мэри, что у Вас варит каша в котелке. (Я отвесил ему поклон, желая выразить свою признательность) – То, о чем я хотел Вам рассказать, настолько мне кажется странным и непонятным, что я не знаю, как и говорить об этом. Ничего подобного со мною впредь не происходило. Ну что-ж, раз уж начал – надо продолжать. Вчера, где-то около одиннадцати вечера или может быть позже, я взял свечу и пошел к себе в комнату. В другой руке я держал книгу, я всегда что-нибудь читаю перед тем как уснуть. Довольно опасная привычка, никому бы не советовал так поступать, но я знаю, как надо поставить свечу и как регулировать занавеси над кроватью. Ну ладно, идем дальше. После того, как я вышел из своего кабинета и прошел, считай, полпути до комнаты и закрыл дверь за собой дверь, моя свеча погасла. Думаю, что я слишком сильно хлопнул дверью за своей спиной, поэтому появился ветерок или сквозняк, но от этого я только разозлился, можно сказать, ведь, я нигде не держу спичечного коробка, кроме как в своей комнате. Куда идти я знал очень хорошо, и поэтому смело пошел, не смотря на темноту. Следующее, что произошло, где-то в потемках книга выпала у меня из рук. Лучше сказать, что её каким-то образом вырвало у меня из рук – это будет намного более точная передача того, что я ощутил. В общем, она упала на пол. Я её поднял и иду дальше. Теперь я уже еще больше разозлился, чем после того, как свеча погасла, да еще и растерялся. Вы же знаете, что в этом холле многие окна без занавесей, поэтому в летние ночи, такие как стоят сейчас, всё достаточно хорошо просматривается, видно не только, где стоит мебель, но также и то, если в комнате что-нибудь движется, а там ничего не было, даже близко ничего. Итак, значит, иду я по холлу, а потом через счетную палату, которая сразу за холлом, в ней тоже большие окна, а потом через спальни, которые ведут в мою комнату, а там занавеси опущены, вот тут-то я и начал идти помедленней, потому что услышал шаги позади себя. Я уже был во второй из этих комнат, как чуть не помер со страху. В тот момент, когда я открывал её дверь я почувствовал, что-то не так. Говорю как на духу, я стою и думаю, не стоит ли вернуться и пойти в обход в свою комнату, а не проходить через эту. Тогда я сам себя пристыдил за то, что струсил, и решил, как люди говорят в таких случаях, что всё это пустяки, хотя теперь я не думаю, что всё это «пустяки». Лучше я расскажу более подробно о том, что я пережил. Сначала я услышал тихий сухой шелест, расползающийся по всей комнате, как раз в тот момент, когда я в неё входил, а затем (вы наверно помните, я говорил, что было очень темно) что-то набросилось на меня и я почувствовал, не знаю как это сказать, какие-то тонкие не то руки, не то ноги, а может и щупальца, касающиеся моего лица, шеи, всего тела. Они были очень слабые, так мне показалось, но, Спирман, не думаю, что когда-нибудь за всю свою жизнь я чувствовал такой страх и отвращение, всё это чуть с ума меня не свело. Я завыл во всю глотку и швырнул свечу наугад, куда не разобрал, потом, помню, уже возле окна рванул занавеску, что есть силы, после этого в комнате стало немного светлей, я увидел, как что-то трепещется и колышется, а это я понял по их очертаниям, были ноги насекомых, только Господь Всемогущий, какие они были огромные! Одно такое насекомое должно быть с меня ростом. А вы говорите, что эти самые пилильщики размером всего с дюйм или того меньше. Как вам эта история, Спирман?
– Ради всего Святого, расскажите всё от начала и до конца, – говорю. – Никогда не доводилось слышать ничего подобного. – Да, собственно, – говорит он, – Я уже всё рассказал. В этот момент вбежала Мэри со свечой, там уже ничего не было. Только я ей ничего не сказал о том, что произошло. В первый раз в ту ночь я спал в другой комнате и, по-моему, правильно сделал. – Вам стоило осмотреть ту комнату, может быть что-нибудь бы и нашли. – сказал я. – Что у вас там? – Мы ей не пользуемся, – ответил он. – Там стоит старый шкаф да еще кое-какая мебель. – А шкаф, вы смотрели в шкафу? – спросил я. – Не знаю, я никогда не видел, чтобы его открывали, но он точно закрыт на замок. – Да, пожалуй, мне стоит туда заглянуть. – Я не хочу вас об этом просить, но я бы хотел, чтобы вы мне разрешили пойти туда вместе с вами, – сказал я. – Назовите ваш час и я возьму вас с собой, – ответил он. – Самое лучше это сейчас, – с готовностью отреагировал я, поскольку понял, что он не позволит мне заговорить о чем бы то ни было, что касается нашего брака, пока не выяснит, что происходит в той комнате. Он сразу вскочил со своего места, и смотрит на меня, как мне тогда показалось, с искоркой в глазах. – Ну, что-ж, тогда пошли, – были его слова. Потом всю дорогу, пока мы шли к нему домой он молчал, словно воды в рот набрал. Он тут же позвал мою Мэри (так он называет её открыто, а я только когда мы с ней вдвоем), и мы все вместе пошли в ту самую комнату. Доктор Олдис шел настолько быстро, что толком не успевал рассказывать ей о том, что так сильно напугало его в прошлую ночь, случай о котором еще никто ничего не знал. Но сейчас он сам сконцентрировал на этом внимание и сам об этом завел разговор, а рассказ его был очень сжатым, сама суть. Когда мы дошли до нужного места он задержался и пропустил меня вперед. – Вот она, – эта комната, – сказал он. – Входите, Спирман, а потом расскажите нам о том, что вы там увидели. – То, что могло сильно напугать меня ночью, днем, а в этом я был уверен, вряд ли показалось бы мне таким же страшным, и поэтому я смело распахнул широко дверь и вошел. Это была хорошо освещенная комната, с большим окном с правой стороны, хотя просторной она мне не показалась. Основным предметом мебели был старый высокий шкаф из темного дерева. Также там было основание для кровати с пологом на четырех столбиках, пустой остов на котором не было ни матраса, ничего, да еще и комод. На подоконнике, на полу, везде валялись мертвые насекомые, сотни настоящих пилильщиков, одного отупевшего и вялого я с великим наслаждением придавил сам. Я попробовал открыть дверь шкафа, но не смог, комод тоже был закрыт на замок. Откуда-то, а я слышал это действительно, доносился шелестящий звук, но определить, откуда он исходил я не смог, а потом, когда я рассказывал им о том, что я видел в этой комнате, об этом странном шелесте я даже не заикнулся. Тем не менее, я сказал, что нужно обязательно заглянуть в эти закрытые на замок предметы антуража[310]. Выслушав мое описание комнаты, дядя Олдис посмотрел на Мэри, и сказал всего два слова. – Миссис Мэйпл. – Та только это услышала, сразу куда-то убежала, ни у кого, в этом я уверен, нет таких чудесных ножек как у неё. Вскоре она вернулась вместе с какой-то пожилой женщиной, довольно скромной с виду.
– У вас есть ключи от мебели, миссис Мэйпл? – спросил дядя Олдис. Столь обычное со стороны хозяина требование вызвало нескончаемый поток красноречия, обрушившегося на наши головы. Сдается мне, если бы миссис Мэйпл на ступень или две занимала положение выше на социальной лестнице, она могла бы сойти за точную копию мисс Бейтс[311].
– Знаете, доктор, вы мисс и вы тоже, сэр, – сказала она, кивнув головой в мою сторону в знак того, что меня она тоже заметила. – Это вы из-за ключей! Скажите-ка мне, кто это приходил когда мы только переехали в этот дом? Да, да, да, – это был какой-то важный джентльмен, который пришел по срочным делам, помню, я накрыла для него стол в маленькой комнате. Потому что тогда у нас в большой комнате всё валялось где попало и не было расставлено так, как нам нравится. Был цыпленок, яблочный пирог и стакан мадеры. – О, дорогая мисс Мэри, вы говорите я слишком много говорю, но я об этом говорю просто для того чтобы вспомнить. А потом пришел Гарднер, точно так, как на прошлой неделе, когда он приносил артишоки и проповедь, записанную на каком-то листочке. Ага, точно, господин Гарднер, каждый ключ, который я получила от него, был с биркой, и каждый был подписан от той он или от другой двери в этом доме, а иногда их было по два с одной биркой. А когда я говорю про дверь, я говорю про дверь комнаты, а не про дверь шкафа, вон как про тот. Да, мисс Мэри, я прекрасно всё понимаю, я просто хочу, чтобы понятно было и вам, и вашему дяде, и вам тоже, сэр. Ну так вот, я помню, была там какая-то коробочка, которую этот самый джентльмен отдал мне на хранение. Я думала, что ничего такого не произойдет, когда он ушел, и взяла на себя смелость, зная что она принадлежит вашему дяде, решила немного потрясти её. Причем если я, к великому удивлению всех присутствующих, не обманываюсь, там, в этой самой коробочке, были какие-то ключи, только что это были за ключи, доктор, кто его знает, для этого надо было её открыть, но я этого делать не стала.
Я поражаюсь, как дядюшке Олдису удавалось оставаться спокойным и невозмутимым всё то время, пока продолжался весь этот фарс[312]. Мэри, это я точно знаю, её красноречие повеселило от души, да и он, наверняка уже на своем собственном опыте знал, что бесполезно пытаться её заткнуть. Как бы там ни было, он этого делать не стал, лишь только сказал, когда та замолчала, видимо решив передохнуть. – А эта коробочка она у вас, миссис Мэйпл? Если она у вас то, пожалуйста, принесите её. – Тут Миссис Мэйпл указала на него пальцем, то ли злорадства ради, то ли желая обвинить его в чем то. – Вот, сказала она, – я должна прислушиваться к каждому слову, исходящему из Ваших уст, доктор, ведь они что-то значат. И если мне их принимать себе в укор, пусть даже хотя бы половину из них, этого все равно будет более чем достаточно. Лежу ли я без сна в своей постели – упрек, сижу ли я на стуле – опять упрек, это я слышу от Вас и мисс Мэри все те двадцать лет, что я у вас на службе, но ни один человек на такой службе как моя не может желать себе ничего другого. Да, да, мисс Мэри, тем не менее это правда, и мы хорошо знаем какой ваш отец, хорошо было бы, если бы он изменился в лучшую сторону, дай Бог ему сил. – Всё хорошо, – успокаиваю я сама себя, – всё хорошо. Только, ради Бога милая, что ты скажешь доктору, когда он потребует у тебя эту коробочку? Нет, доктор, если бы вы были таким, как некоторые из хозяев, о которых я слышала. А я была из тех служанок, про каких я могу вам рассказать, то для меня это было бы простой задачей. Но дела наши, это уж чисто по-человечески, именно таковы – какие они есть. Правда, одно я знаю наверняка, а это как раз то, что я должна вам сказать, вот…, если мисс Мэри не придет ко мне в комнату и не поможет мне вернуть мою память, которую только её ум и может направить в правильное русло и заставить вспомнить о том, что я забыла, то никакой коробочки, маленькой ли там, большой ли, да какой бы там ни было, не видать вам до самого дня самого Страшного Суда.
– О, милая миссис Мэйпл, почему же вы не сказали мне сразу о том, что хотите, чтобы я помогла вам её найти? – спросила Мэри. – Ладно, не надо ничего говорить, давайте пойдем прямо сейчас и поищем её. – Они обе ушли. Я слышал, как миссис Мэйпл начала что-то тараторить и это, в чем я нисколечко не сомневаюсь, продолжалось всю дорогу, вплоть до того, пока они не добрались до комнаты домохозяйки и не начали копаться в её похоронках. Мы с дядюшкой Олдисом остались одни. – Весьма ценная работница, – сказал он кивая в сторону двери. – У ней всё всегда на своем месте. Правда, если начала говорить, то это займет не меньше, чем три минуты. – А как мисс Олдис сумеет заставить её вспомнить о том, где спрятана эта коробочка? – спросил я.
– Мэри? Легко! Она посадит её на стул и расспросит о том, чем последний раз болела её тетушка или заставит смотреть на фарфоровую собачку, стоящую на каминной полке, может быть, еще что-нибудь придумает. Потом, как говорит у нас миссис Мэйпл, одно за другим, и не успеете и глазом моргнуть, как она вспомнит всё что надо. А вот и подтверждение моих слов, уверен я слышу их шаги, они уже возвращаются.
Это было действительно так, миссис Мэйпл с сияющим от счастья лицом бежала быстрее Мэри, держа перед собой на вытянутых руках какую-то коробку. – Что такое, – причитала она приближаясь к нам, – что такое? А я говорила еще до того, как мы переехали из Дорсетшира в этот дом. Дорсет, конечно, это не моя родина, главное, конечно, не в этом. Я говорила: «Подальше положишь – поближе возьмешь». Вот она родненькая, как раз она там и лежала, в том самом месте, куда я её и положила. Когда? – Да, два месяца тому назад, если не вру. – Она отдала её дяде Олдису и мы вдвоем принялись в ней копаться с немалым интересом, поэтому я на какое-то время перестал обращать внимание на миссис Мэйпл, хотя, понял, что придется мне запастись терпением на всё то время, пока та будет нам рассказывать о том, где находилась драгоценная пропажа, и каким образом Мэри удалось освежить её память, чтобы помочь найти её.
Коробка эта больше походила на какой-то старый ларец, перевязанный розовой лентой и запечатанный, а на её крышке была прилеплена этикетка, подписанная старыми чернилами, «Дом Старшего Пребендария, Витминстер». Открыв её, мы обнаружили два ключа средней величины, и записку в которой тем же самым почерком, что и на этикетке, было написано: «Ключи от Шкафа и Комода, нежилая комната». Далее следовало: «Вещи, хранящиеся в Шкафу и Комоде, находятся на моем попечении в интересах знатного рода Килдонан, они должны и впредь бдительно охраняться любым из моих преемников, поселяющимся в этой Резиденции, вплоть до того, как будут востребованы любым из наследников графской династии. Со своей стороны, я лично приложил все усилия на получение необходимых сведений, прежде чем добился обоснованного подтверждения того, что знатный род Килдонан прекратил свое существование. Последний граф, как это ни печально, стал жервтой кораблекрушения, а его единственный сын и наследник скончался в моем доме (документы, подтверждающие его смерть, были помещены мной в тот же самый шкаф 21 Марта 1753 года от Рождества Христова). Помимо этого, я имею право рекомендовать, если не возникнет серьезной на то надобности, лицам, не стоящим в родстве с семьей Килдонан и случайно ставшими владельцами этих ключей, никогда не открывать дверей и оставить всё как есть. Настоящие рекомендации я даю на веском основании, заручившись убедительными фактами, причем, для заверения, скрепляю вышесказанное подписями остальных членов нашей Коллегии и Церкви, ставшими свидетелями событий, явившихся причиной составления настоящего уведомления».
Ниже стояли подписи: «Томас Эштон, старший пребендарий, Вильям Блэйк, старший священник, Генри Гудман, младший пребендарий».
– Надо же, расписал как! – сказал дядя Олдис, – «Рекомендую», «серьезной на то надобности», «никогда не открывать»! Выходит, он считает, там лежит то, что лучше держать взаперти. Думаю, весь сыр-бор как раз из-за этого молодого человека, – продолжал он, ключом водя по строчкам, где было написано «единственный Сын и Наследник». – Что ты по этому поводу думаешь, Мэри? Титул виконта Килдонана имел Саул. – Откуда ты это знаешь, дядя? – спросила у него Мэри. – Как тут не знать? Всё есть у Дебретта[313] – в его двух маленьких, но очень толстых томах. Постой-ка, по-моему, его могила где-то там, под липами, там он похоронен. Интересно, что с ним стряслось? Вы что-нибудь об этом знаете, миссис Мэйпл? Да, кстати, уберите этих насекомых. Вон, они валяются везде, на подоконнике, на полу возле окна.
Миссис Мэйпл, желая сообщить о двух вещах, которые непременно нужно было знать её хозяевам, немного задумалась над тем с чего начать. Без сомнения, инициатива исходила от дяди Олдиса, который и подсказал ей правильный выбор. Сейчас я могу лишь только предположить, что у него до этого были некоторые сомнения на тот счет, воспользоваться ключом, который он держал в своей руке, или нет.
ebooksa